Дети Судного Часа - Рудазов Александр

Это своего род а краеугольный камень мироздания, всеохватывающая триада, которой подчиняется все живое и мыслящее.

Законом Зверя назывался основной принцип дарвинизма — выживает сильнейший. Низшие инстинкты, животное начало — самый могучий и самый гнусный из трех законов. В отличие от двух остальных, закон Зверя присутствует везде и всюду, но нет хуже мира, в котором он царит безраздельно. До Судного Часа считалось, что закон Зверя оставлен человечеством в прошлом и лишь изредка проявляется в виде уродливых атавизмов.

Законом Человека назывались основные гуманистические принципы, формирующие этический образ жизни. Считалось, что закон Человека — это настоящее человечества. Не идеальное, но вполне удовлетворительное, а главное — доступное и реальное. Своего рода компромисс между наихудшим и наилучшим, между Зверем и Богом.

Что же до закона Бога, то им назывался некий недостижимый идеал, к которому, однако же, надо всеми силами стремиться. Под Богом в нем не имелось в виду какого-то конкретного божества — лишь гипотетическое понятие, абсолютное совершенство, находящееся за пределами человеческого восприятия. В отличие от первых двух законов, закон Бога формулировался довольно расплывчато и толковался очень широко. Предполагалось, что по воцарении в обществе закона Бога наступит всеобщее благоденствие.

— Эти з-законы описывали прошлое, настоящее и будущее, — грустно говорил Лакласторос. — Никто и не подозревал, что в-в будущем м-мы снова в-вернемся к з-закону 3-зверя… Нынешнее поколение уже не помнит той, прежней жизни. Судный Час произошел больше ста лет назад. Тогда наш м-мир был процветающим, переживающим небывалый расцвет. М-мы победили почти в-все болезни, создали сверхбыстрый транспорт и уникальную информационную систему. М-мы даже основали первую колонию на Кигаре…

— А что с этой колонией стало? — полюбопытствовала Ванесса.

— Скорее в-всего, давно погибла. Строительство еще только начиналось — они не м-могли долго просуществовать автономно.

Ванессу это заинтересовало, и она стала выпытывать подробности. Лакласторос отозвался с готовностью — он сам внес ощутимый вклад в космическую программу Хайгонды и с удовольствием предавался воспоминаниям.

Выяснилось, что в довоенные времена на Плонете были две могущественные сверхдержавы — Хайгонда и Седвавия. Обе занимали по целому материку, обе насчитывали сотни миллионов граждан, обе обладали громадными армиями и передовыми технологиями. Все мало-мальски значимые открытия совершались либо в Хайгонде, либо в Седвавии.

Разумеется, между странами-гигантами постоянно шло соперничество. На Плонете этот процесс назывался «дружеской войной». Там не было никакой враждебности, не было гонки вооружений и нацеленных друг на друга ракет. Просто непрекращающееся соревнование во всех возможных областях. В науке, в культуре, в спорте. И Хайгонда, и Седвавия считали делом чести перещеголять соперника — пусть даже в какой-нибудь ерунде.

У этого соревнования были свои положительные стороны. Правительства обеих держав щедро вкладывались в дорогостоящие проекты, способные повысить государственный рейтинг. Тот же купол над ГИОТ, бесподобное «Искусственное Небо», первоначально был создан именно с этой целью — как объект престижа. А сколько других потрясающих зданий было воздвигнуто лишь из желания похвастаться!

Тому же служила и космическая программа. Полеты на другие планеты обходились в громадные суммы и не приносили ни малейшей прибыли — но Хайгонда и Седвавия исследовали звездную систему наперегонки, стремясь во что бы то ни стало превзойти соперника, совершить больше его, первым воткнуть флаг в очередной астероид. Их не смущало то, что в других мирах не было найдено ничего сколько-нибудь полезного, не говоря уж о братьях по разуму. Впрочем, их никто и не ожидал встретить — ученые Плонета всерьез считали, что на планетах со спутниками жизнь существовать не может.

В этом Ванесса попробовала Лакластороса переубедить, но тот отнесся к ее словам так же, как и Моргнеуморос. Даже более того — профессор снисходительно усмехнулся и принялся излагать сложнейшую теорию с кучей непонятных слов, однозначно подтверждающих правоту плонетских физиков. Единственное, что смогла противопоставить этому бедная Вон, — утверждение, что у ее родной планеты спутник есть, вот честное слово!