На руинах Мальрока - Каменистый Артем

Епископ своим обычным, серьезным тоном, тихо пояснил:

– Знаю я таких болтливых – если не отшить сразу и грубо, то на всю ночь треп устроит. Скучно ему одному, вот и ищет уши с языками. А разозлить его маленько не помешает – для будущего дела полезно иногда. Дан – вы там как?

– Сам не знаю, – ответил честно. – После той шутки, что вы проделали у брода, заживает на мне все быстро, только на этот раз сам не пойму, как там. Устал я… Конфидус… очень…

– Дан… я ничем не могу вам помочь. Я даже не понимаю, что вы сейчас там делаете.

– Сам не знаю… сейчас немного дух переведу, и попробую освободиться.

– Цепи порвете, что ли?!

– Перегрызу…

Епископ заворочался, и, если не обманули уши, сдавлено выругался. Наверное, обманули: не укладывается в голове, что этот почти святой человек способен на низменное сквернословие.

Глава 3. Кое-что о побегах

В силу врожденного гуманизма (осложненного воспаленным человеколюбием) местные тюремщики не стали закрывать меня в колодки. Этот агрегат, предназначенный для превращения заключенных в предмет камерного интерьера, не регулировался по высоте – мне бы пришлось стоять, опираясь на покалеченные ноги. Заплечных дел мастера поступили проще: усадили у стены и пропустили цепь ручных кандалов через загнутое кольцом ушко железного штыря вбитого в стык кладки.

Все – теперь убежать из камеры инвалиду будет несколько затруднительно.

Так они думали.

Перегрызать цепи я даже пытаться не стал – зубы у меня от всего пережитого в алмазные не превратились. Штырь тоже чересчур крепок для них, но кое-какие варианты имелись.

Стены сырые, заплесневелые. Штырь забит меж камней давненько. Обычное железо, а, значит, проржавело на совесть – условия ведь соответствующие. Нет, сломать стержень нечего и думать – коррозия не настолько разгулялась. Но, если мыслить логически, поверхность металла сейчас превратилась в труху, что не лучшим образом отразилось на его сцеплении с тюремной кладкой.

Ушко штыря неудобное – обхватить трудно. Я и не стал: начал закручивать цепь, извиваясь на гнилой соломе, будто червяк. Поначалу дело двигалось успешно, но на каком-то этапе возникли сложности: многократно перекрученная цепь начала вести себя, будто лом пудовый – не хотела поддаваться. Настал момент, когда, несмотря на титанические усилия, все застопорилось на середине оборота – я был не в силах его завершить.

Дергался, сдавленно шипел от вспышек боли в многострадальных ногах, крутил неподатливый металл до огня в ладонях, наваливался всем телом.

Бесполезно…

И вдруг – есть! Поддался штырь. Чуть-чуть, едва заметно, но поддался – провернулся немного. Сильнее; всем телом; рывок; еще раз! Опять! Оборот завершен.

Расшатывая штырь, боролся с ним еще несколько минут, пока он, наконец, не начал проворачиваться уверенно.

Далее наступил второй этап: пришло время тянуть его на себя. Выходил неохотно – приходилось все так же крутиться, натягивая на себя посильнее. Время от времени поддавался, выбираясь из стены на считанные миллиметры.

Я содрал кожу на ладонях и дышал как загнанная лошадь. Штырь, похоже, был бесконечным. Я уже вытащил его из стены чуть ли не на полметра, а он все не заканчивался. Еще рывок. Есть! Свобода! Проклятая железяка с приглушенным лязгом падает в соломенную труху.

– Дан! Что там?! – не выдержал епископ.

– Я вытащил штырь из стены. Повезло – он проржавел сильно.

– Слава тебе Господи! Дан – как там ваши ноги?

– Еще не знаю… погодите минуту.

Осторожно, придерживаясь за стену, поднялся. Шатает, перед глазами цветные разводы мельтешат… совсем меня местные гестаповцы доконали. Соберись Дан! Соберись! Так. Ноги. Что с ними? В протезы превратились… Не чувствую я их от середины голеней и ниже – будто деревянные. Интересно – как дерево может так сильно болеть?

– Дан! Вы стоите! Это действительно чудо! Ноги ведь совсем сломанные были!

– Стоять стою, да только деревянные мои ноги – кроме боли ничего не чувствую.

– Идти сможете?!

– А у меня есть выбор?

– Боюсь, что нет… Сможете меня освободить?

– Посмотрю…

Смог. Все оказалось просто – колодки закрывались на простейший деревянный запор. Даже ключа не потребовалось. Да и зачем он – узник все равно самостоятельно до замка ни за что не дотянется.

Освободившись, Конфидус деловито изучил кандалы на своих ногах, а затем мою цепь. Особенно его привлек штырь. Покрутив его в руках, он пробормотал: