Что на самом деле произошло в Перу - Бреннан Сара Риз

После этого он снова вышел на улицу.

Теперь он вспомнил, почему говорил им в ту темную пьяную ночь, что ему хотелось бы отправиться в Мокегуа. До этого Магнус лишь однажды был в этом городе и надолго не задерживался.

Мокегуа на языке кечуа означал «тихое место», и именно таким и был этот город, и именно поэтому там Магнус чувствовал себя неловко. Спокойные мощеные улочки, площадь с кованым фонтаном, где играли дети, были не для него.

Жизненная философия Магнуса состояла в том, что нужно продолжать двигаться, а в таких местах, как Мокегуа, он понимал, почему это было так необходимо. Если он не будет двигаться, то кто-нибудь мог увидеть, кем он является на самом деле. Дело не в том, что он был настолько ужасен, но в его голове до сих пор слышался голос, как предупреждение: «Находись в постоянном ярком движении, иначе вся иллюзия рухнет сама по себе».

Он помнил, как лежал на серебряном песке ночной пустыни и думал о тихих местах, которым он не принадлежал. И как он иногда верил, как верил в течение времени, радость жизни и абсолютную беспощадную несправедливость судьбы, что в мире не было тихого места для него и никогда не будет. Не искушай Господа Бога своего.

Не очень мудро было соблазнять ангела, даже падшего.

Он стряхнул с себя воспоминания. Даже если это было правдой, то всегда было другое приключение.

Должно быть, вы подумали, что захватывающая ночная пьянка Магнуса и его бесчисленные преступления послужили причиной его высылки из Перу, но это на самом деле не так. Удивительно, но ему позволили вернуться в Перу. Много лет спустя он вернулся, но на этот раз один, и он действительно нашел еще одно приключение.

1962

Магнус прогуливался по улочкам Куско, мимо монастыря Ла Мерсед и вниз по Калье Мантас, где он услышал мужской голос. Первое, что он заметил, каким гнусавым казался голос. А следующим — что говорил по-английски.

 — Мне все равно, что ты говоришь, Китти. Я утверждаю, что мы могли сесть на автобус до Мачу-Пикчу.

 — Джеффри, до Мачу-Пикчу не ходят автобусы из Нью-Йорка.

 — Ну, да, — помолчав, сказал Джеффри. — Если Национальное географическое общество собирается указать злосчастное место в своей работе, то они должны, по крайней мере, организовать движение автобусов.

Магнус смог обнаружить их, направившись тем же путем, через арки, выстроившиеся вдоль улицы, как только пройдешь мимо колокольни. У Джеффри был нос человека, который никогда не затыкается. Он шелушился от жаркого солнца и сухого воздуха, а когда-то свежие края его белых брюк теперь висели, как грустный увядающий цветок.

 — Другое дело местные жители, — сказал Джеффри. — Я надеялся, что мы сможем сделать приличные фотографии. Я ожидал, что они будут гораздо более красочные, понимаешь?

 — Как будто они здесь не для развлечений, — по-испански сказал Магнус.

На его голос обернулась Китти, и Магнус увидел маленькое насмешливое личико и рыжие волосы, завивающиеся под полями очень большой соломенной шляпы. Ее губы тоже изгибались.

Джеффри обернулся  после нее.

 — О, верно подмечено, старушка, — сказал он. — Вот он — это то, что я называю красочным.

И это было правдой. На Магнусе было надето более десятка шарфов совершенно разных цветов, тщательно намотанные вокруг шеи, словно фантастическая радуга. Однако он был не слишком впечатлен наблюдательностью Джеффри, так как тот, по-видимому, был не в состоянии представить, что кто-то со смуглой кожей тоже мог быть приезжим, как и он сам.

 — Я говорю, парень, не хочешь сфотографироваться? — спросил Джеффри.

 — Ты идиот, — ответил ему Магнус, весело улыбаясь.

Магнус по-прежнему говорил по-испански. Китти поперхнулась на смехе и зашлась в кашле.

 — Спроси у него, Китти! — сказал Джеффри с видом человека, который побуждает собаку выполнить трюк.

 — Прошу прощения за него, — произнесла она на несовершенном испанском.

Магнус улыбнулся и изысканным жестом протянул ей руку. Китти перепрыгнула по плитам, так легко, словно камень был водой, и пожала ему руку.

 — Ах, очаровательно, очаровательно. Маме понравятся эти снимки, — с энтузиазмом воскликнул Джеффри.

 — Как ты его терпишь? — спросил Магнус.

Китти и Магнус просияли, как актеры, во все зубы, восторженно и совершенно неискренне.