Право учить. Повторение пройденного - Иванова Вероника Евгеньевна

— Я…

Жду, глядя на покрывающиеся вуалью пепла веточки. И буду ждать хоть целую вечность: если я не смог спасти одну жизнь, то другую, находящуюся в моих ладонях, уже не упущу.

— Я видел, как она умирала.

Понятно. Подглядывал за мной и Юлеми. Мальчишка… Впрочем, ему это, похоже, пошло на пользу.

— Я видел твое лицо. Оно… Ты словно был с ней у самого Порога, а потом шагнул за него. Почему?

— Малышку кто-то должен был проводить, чтобы ей не было страшно и одиноко.

— Но почему ты?

— Потому что ничем другим я помочь не мог.

— Я не об этом! — Отчаянный возглас. — Зачем ты открыл свое сердце ради…

— Такой мелочи, как умирающий ребенок? В самом деле, зачем? Ни выгоды, ни удовольствия… А ты не допускаешь мысли, что с открытым сердцем легче жить, чем запираясь на засовы?

— Нет! — Почти выкрикнул Мэтт. — Не легче! Я тоже…

— Открыл сердце как-то раз, но не тому человеку. Понимаю. Так бывает. Но глупо обижаться на зимние холода, когда знаешь: будут и страстная весна, и знойное лето, и щедрая осень. Не надо переносить разочарования в будущее. Оставь их прошлому.

— Но это так трудно!

— Знаю.

Я потянулся и потрогал рубашку. Почти сухая. Скоро можно будет одеться. Хоть наступившая ночь и теплая, а спать на ворохе сухих водорослей все же приятнее в одежде, нежели голышом.

— И как же быть?

— Позволить времени все расставить по местам… Наставница была твоей первой любовью, да?

Мэтт молча кивнул.

— В каком возрасте ты поступил к ней в обучение?

— Мне как раз исполнилось двенадцать.

— И сначала ты видел в ней мать, а потом, когда чуть повзрослел, начал находить в ее снисходительности и опеке совсем другие оттенки чувства. Верно?

— Да. Она была… очень доброй. То есть, мне казалось, что она добрая и ласковая. Она…

— Позволяла собой восхищаться, и ты не смог устоять.

— А ты бы смог? — Испытующий взгляд с другой стороны костра.

— Нет, — я вспомнил Магрит. — Собственно, я тоже был безумно влюблен в свою наставницу. И сейчас влюблен, хотя знаю, что она не совершенна.

— Но она не предавала тебя!

— Это как посмотреть. Она знала, через какие трудности мне предстоит пройти, но никоим образом не предупредила. Даже не намекнула… И когда я упал носом в грязь, не подала мне руки, а спокойно ожидала, пока сам смогу подняться на ноги. Но я все равно ее люблю.

— Она ведь не желала твоей смерти?

— Честно говоря, не поручусь до конца. Она предполагала и такой исход, но была рада, когда обошлось без жертв. Возможно, и твоя возлюбленная испытала бы облегчение, узнав, что ты остался невредим.

— Неправда! — Мэтт зло скривился. — Ей было плевать на меня. Она ловко управляла моими мыслями и желаниями, но как человек, я для нее не существовал.

— Быть может. Не знаю. Но что тебя больше гложет: ее предательство или собственная глупость?

— Я не…

— Хорошо, скажу иначе: собственная наивность. Подумай хорошенько. От этого выбора многое зависит.

— Разве?

— Не веришь? Поясню. Перед тобой открываются два пути. Если ты будешь снова и снова злиться, вспоминая, как тебя предали, то со временем почувствуешь желание отомстить, предав кого-то другого. Мол, пусть он или она страдают так же, как страдал я. Но если ты примешь свои недостатки и поймешь, почему они привели к такому печальному исходу, ты сможешь их побороть. Ну, хоть частично. Поэтому выбор трудный, но необходимый. Чего ты хочешь? Уподобиться своей наставнице или…

— Тебе?

— А я здесь причем?

— Ты… Ведь там, во дворе у лекаря, ты защитил меня от «молота», да?

Улыбаюсь:

— И что?

— Почему ты так поступил? Мы же не были друзьями, да и вообще товарищами.

— Разве для спасения чужой жизни непременно надо быть другом?

— Но ты рисковал неизвестно ради чего!

— Хм… Допустим, риска не было. Как тогда ты воспримешь мои действия?

— Ну… — Он задумался, потирая пальцами подбородок. — Не знаю.

— А между тем, все очень просто. Однажды я уже спас тебе жизнь, а такие подарки назад не принимаю. Как бы мне ни пытались их вернуть.

Мэтт расширил глаза, вспоминая.

— Спас? Когда? Я был при смерти только один раз, после…

— Схватки с оборотнем.

— Да, но… Я ничего не помню об этом. Знаю только, что каким-то чудом остался жив.

— Ну, положим, не чудом, а нелегким трудом, к тому же… Ты ринулся меня защищать и попал под удар, а я не мог не оказать ответной любезности.