Зубы дракона - Сандему Маргит

Но она все равно была недовольна. Наверно, это происходило потому, что в моральном отношении ее держали в слишком строгих рамках. Ей не разрешали даже смотреть на молодых людей, и отец все время бдительно следил за ней. И мать тоже, хотя ее больше всего заботила репутация семьи. Ренате казалось, что отцовская забота стала навязчивой. Стоило кому-то всего лишь взглянуть на нее, как отец часами мог объяснять несчастному, какая он плохая партия для его дочери и так до бесконечности.

Он находил изъяны даже в безобидном Карле Берге. Ренате, в общем-то, было все равно, она считала Карла скучнейшей занудой. Но она слышала, как однажды мать выговаривала отцу: «Это становится ненормальным, как ты охраняешь нашу девочку. Можно подумать, что…» А потом Рената услышала хлопок, сильно смахивавший на звук оплеухи, и сдавленный крик матери.

Ренате было неприятно подвергаться такому обращению. В ней бродили сильные жизненные соки, хотя она и знала, что придется ждать до замужества. Но так ей никогда не удастся выйти замуж!

Ей никогда не давали поговорить о своем теле, мать, наверно, считала, что у нее его просто нет. Руки и ноги, о них еще можно было упомянуть, но больше ни о чем!

Но она знала, что есть и другое. Однажды она подсмотрела, чем занимались на кухне одна из служанок с кучером. Они стояли у кухонного стола, девушка полусидела на нем с высоко задранной рубашкой, а кучер стоял рядом. Нет, она даже в мыслях не могла пересказать себе то, что видела. Они ее не заметили, и когда она вернулась в свою комнату, в ее теле горела такая жажда, что она стонала, не зная, как утолить ее. А ночью ей приснился такой фантастический сон, и она проснулась и…

Нет, уж лучше забыть про это!

Она также помнила, хотя и неотчетливо, как однажды в детстве зашла в комнату к родителям. Отец лежал в кровати матери, и Рената подбежала к нему и била его сжатыми кулачками, крича, что он не должен так делать, хотя злилась она при этом почему-то на мать, а потом она была так взволнована, что расплакалась и плакала до тех пор, пока в детскую не пришел отец, обнявший и успокоивший ее, и все опять стало хорошо. Она помнила, как сказала ему, что он только ее отец и может любить только ее и никого другого. Тогда он ничего не говорил, неслышно бормоча что-то неразборчивое про себя, но теперь, когда она выросла, его глаза все чаще задерживались на ее округлившемся теле, которое он полюбил похлопывать и оглаживать при каждом удобном случае.

Рената только сжимала зубы покрепче. Она хотела выбраться из этого дома. Она хотела иметь мужа, как все ее сестры.

Она больше не хотела жить вместе с отцом. На прошлой неделе он вдруг случайно тронул ее за грудь — но было ли это на самом деле случайно? Прикосновение вызвало у нее прилив отвращения и страха. И еще какое-то чувство, названия которому она не знала.

Поэтому она мечтала вырваться из этой душной атмосферы. Как можно скорее!

Тот юноша, который хотел пригласить ее на танец в доме консула…

Рената не могла забыть его. Этот глупый отец, он отказал ему, обидев юношу так, что тот, наверно, уже никогда не появится снова! А он такой красавец! И какие глаза! Желтые, дерзкие!

Когда пересеклись их взгляды, Рената испытала прилив страха, смешанного с радостью. Такого человека она смогла бы полюбить, в этом-то она была совершенно уверена! Ей вспоминалась сцена со служанкой и кучером у кухонного стола, и ее тело наполнялось дрожью, собиравшейся в одной точке.

Она хотела этого мужчину, его и никого другого! Шведа с огненными глазами!

Но в следующий момент в ней вновь говорили боязнь и тоска, и она начинала дрожать по другой причине. Она не должна была думать о нем! Мать ведь говорила ей, что все плотское греховно. Ренате следовало сохранить свою чистоту, это было самое главное. Никто не должен был сказать что-то плохое о морали семейства Висенов!

А Ренате не следовало задавать никаких вопросов, пока она не выйдет замуж.

Впрочем, замуж она, наверно, так никогда не выйдет.

Она глубоко вздохнула и вернулась к излюбленному занятию в своей девичьей клетке: разглядывать отражение в зеркале, приукрашиваться и любоваться собой. Небольшие прыщики и веснушки она замазала липкой мазью, которую сверху припудрила. На щеки, до этого обильно натертые розовой пудрой, она наклеила пару черных бархатных сердечек. Действовала она осторожно, ведь в комнате было темно и можно было легко перестараться. Ресницы потемнели от приложенного к ним кусочка угля. И так до самых висков. Губы она выкрасила в ярко красный цвет, затем еще немного полюбовалась собой и встала. Покрутилась перед зеркалом, одернула талию, где юбка собралась в складки. Вся семья очень любила сладости и ни в чем не отказывала себе за едой.