Наемники Судьбы - Федотова Юлия

И закипел бой.

Начался он совсем не так, как пели потом в своих балладах барды и менестрели. Меридит вовсе не взывала к соратникам: «Погибнем все во славу Мира, но не отступим ни на шаг!» И Аолен не успел сказать ничего торжественного. А если бы барды и менестрели могли слышать, что сказал Рагнар, повторить все равно постеснялись бы. В балладах все всегда красивее, чем в жизни.

Враг, был страшен. Превосходил и числом, и силой, и выучкой. Проворные наемники имели небольшое преимущество в скорости – и только. Одна оставалась надежда – оружие. Когда простая сталь ранит, драконье серебро убивает.

«…И звенел металл, и лилась кровь, и живым было хуже, чем павшим…»

– Отходим! – крикнула Меридит, отплевываясь кровью. Она только что чудом выбила меч у противника, но тот напоследок саданул ее кулаком в лицо.

– Ни за что! – прохрипел рыцарь.

Энка подскочила, перемахнув через низкую перегородку, зашипела:

– Сказано – отходим! Убью!

Глаза ее сверкали бешено-желтым. Рагнар понял: убьет! Озадаченный, он попятился к выходу.

Медленно, шаг за шагом, отступали избавители, уводя за собой охрану. В пылу битвы враги не заметили: вместо восьмерых против них сражаются семеро.

Хельги осторожно выполз из-под… да, пожалуй, из-под стола. Быстро огляделся. Путь к заветной двери преграждали три трупа и один живой, оставшийся на страже. К счастью, тот не ждал нападения, стоял расслабившись, переводил дух.

Спригган не стал изображать благородного и вызывать врага на «свой главный в жизни поединок», а просто подскочил одним гигантским прыжком – сам не знал, что так может, – и перерезал разине глотку. Путь был свободен.

«Без промедления и страха разверз он роковую дверь…»

Девицы потом долго издевались: «Хельги, разверзни дверь, у меня руки заняты».

А в тот момент он и медлил, и трясся отчаянно, как перед экзаменом у Перегрина, только хуже. Но решился все-таки – открыл. Шагнул внутрь.

– Стой! – услышал он с порога, даже не успев оглядеться. – Еще шаг – и я…

Позднее Хельги не раз задавался вопросом, правильно ли он сделал или нет и как обернулось бы все, поступи он иначе. Наверное, у спригганов тоже есть нервы. Рука сама ухватила кинжал, спустя мгновение рукоять его торчала из глазницы говорившего.

Но некромантов слуга успел сделать свое черное дело. Указательный палец мага упирался в красный вдавленный квадратик на кремовой таблице, испещренной незнакомыми буквами.

«Красная кнопка» – мелькнуло в памяти словосочетание, дотоле ничего не значившее. В том механическом мире, о котором рассказывал Да Винчи, выражение «красная кнопка» было таким же символом конца света, как «Нагльфар» для фьордингов.

Хельги спихнул труп с сиденья, уставился на… Этому предмету не было названия в мире Хельги. Что-то вроде магического ока. На его чуть выпуклой поверхности мелькали цифры: 180, 179, 178… Цифры были атаханскими. Откуда-то сверху звучал голос, металлический и равнодушный. Смысл был неведом, но слова хорошо знакомы. Голос цитировал «Непереведенный трактат».

«КОНЕЦ», – понял Хельги.

Скорее от ужаса, чем сознательно, разум его скользнул в Астрал.

Он видел рыб. Огромных, как дом, неподвижных. В них не было ни жизни, ни магии. Чистая механика. Железо в форме рыбы. Но внутри каждой – под мертвой оболочкой – таятся, ждут своего часа слепые, погибельные силы, коим нет ни названия, ни сравнения. Зеленые, мерцающие, они сочатся сквозь металл и камень. Неподвластные разуму, они убивают безразлично и равнодушно и врага, и создателя своего.

Хельги видел: запущен немыслимый механизм, его часы беспощадно отсчитывают последние мгновения существования Мира.

Титаническим усилием воли демон заставил себя не думать о том, что случится, когда страшные силы вырвутся на свободу.

Убрать! Вышвырнуть эту чудовищную мерзость назад, в тот мир откуда она родом, пусть падет на головы тех, чей извращенный ум осмелился создать подобное безобразие! Мерцающий, как хвост кометы, шлейф, зеленый след тянулся из подземелья, уходил туда, где кончается Мир, и дальше. Гораздо дальше.

Наплевав на возможные последствия, Хельги схватил, скомкал подземелье, рыб, весь поганый осколок чужого мира, приготовился к броску. Но прежде, сам не зная зачем, устремил разум туда, где в нестерпимо ярком свете растворялась, меркла и исчезала зеленая полоса.

Сказать, что было больно, – ничего не сказать. В языке смертных нет слов, способных передать ощущения юного демона, впервые пробивающегося сквозь огненную завесу границы миров. Хельги казалось, сама сущность его вскипела, выпарилась и обуглилась. Он вообще сомневался, что жив, до тех пор пока не вынырнул, будто спригган из камня (и в схожем состоянии) на другой стороне, в чужом мире.