Пересекая границы - Панкеева Оксана Петровна

Пришел он ко мне посмотреть, как я работаю. Показал я ему эту хлеборезку, объяснил, что это такое. Объясняю, а у самого голос дрожит и руки трясутся. А он смотрит на меня так изучающе, и видно, что ему это нравится до чертиков. А потом вдруг спрашивает:

«Леша, а почему ты так меня боишься?»

Леша – это я так ему представился. Меня на самом деле так зовут. А прозвище я ему не назвал. Перестраховался, уж слишком оно было известно.

«Не знаю» – ответил я, а у самого сердце в пятках. Думаю, все, засекли меня, когда я лазил в центр. Или увидели, что замок вскрывался.

«А что, это так странно?»

«Ничуть. Меня все боятся. Ну, почти. Железный Мануэль, например, не боялся, хотя это ему мало чем помогло. Но вот что странно. Попал сюда недавно один мой старый знакомый… Всего несколько лун назад мы с ним беседовали о сотрудничестве, и он меня боялся почти как ты. А теперь, после того, как он посидел в лагере и сбежал оттуда, он меня бояться перестал. С чего бы это?»

«Наверно, ему так в этом лагере досталось, что вы ему уже не страшны», – предположил я, радуясь, что дело не в замке.

«Совершенно зря он так думает… – рассеяно заметил советник и посмотрел на мою хлеборезку. – Она работает?»

«Работает, – сказал я. – Если она вам нужна, забирайте. А я могу еще что-нибудь посмотреть. Что скажете».

Он посмотрел на меня и заулыбался. Улыбка у него была, как у крокодила.

«Тебе так не понравилось на втором этаже?»

«Пожалуйста, – попросил я, – если вам что-то еще не понравится, скажите сразу, я пойму. Только не водите меня больше на второй этаж. Не могу я на это смотреть. Мне плохо становится».

Тянули меня за язык! Не мог промолчать, трепло…

«Так ты у нас великий гуманист? – заинтересовался он. – Дети цветов, любовь, а не война, все такое? Ну-ну. Интересно».

И ушел. Минут через двадцать он вернулся. А вслед за ним два стражника и палач волокли какого-то парня, избитого так, что на нем живого места не было. Подтолкнули его к столу, одну руку завернули за спину, а вторую сунули в эту долбаную хлеборезку. А господин советник обернулся ко мне, подтолкнул меня поближе и скомандовал:

«А теперь включай».

По-моему, со мной началась истерика. Я ревел, как девчонка, и говорил, что я не могу, что ему же руку отрежет, что если господину советнику нравится калечить заключенных, так у него для этого есть палачи, и причем тут я и зачем в моей мастерской…

Он улыбнулся своей крокодильей улыбочкой, достал пистолет, приставил к моей голове и повторил: «Включай».

Парень поднял глаза и посмотрел на меня. У него в глазах был ужас и какая-то обреченная готовность умереть. Я его не смог запомнить, и теперь не узнал бы, если бы увидел. Запомнил только эти глаза и татуировку на плече. Красивая, редкого качества, настоящая хинская. Цветной дракон. Да-да, ты наверняка про него слышала. Это был он. Только тогда я этого не знал… Не помню, сколько мы так смотрели друг другу в глаза, наверное, несколько секунд, не больше. Я ждал выстрела. Он ждал, что я нажму кнопку. Потом господин советник щелкнул затвором и напомнил:

«Ты не настолько ценный кадр, чтобы тобой дорожить. Не думай, что я тебя не убью. От тебя толку никакого, а так, по крайней мере, будет весело. Так что, считаю до трех».

«Шеф, не надо! – вдруг сказал палач. – Лучше отдайте его мне».

Я тогда не понял к чему это. А Блай прикрикнул на своего подчиненного и снова обернулся ко мне. «Считаю до трех…»

Можешь меня презирать. Наверно, меня следует презирать. Я трус. Я достоин презрения. И совсем недостоин того, чтобы ты меня жалела и утирала мне слезы. Ты просто добрая девушка, вот и жалеешь кого ни попадя… Нет, расскажу до конца. Только налей мне, пожалуйста, из вон той бутылки… спасибо.

Король мне потом не раз говорил, что я дурак, что надо подходить к вопросу логически, что этот парень все равно не дожил бы до конца недели, а меня и в самом деле могли убить… Что он на моем месте поступил бы точно так же, причем не дожидаясь, пока ему сунут ствол под нос… Не знаю. Может, он и прав по-своему. Но мне этот парень до сих пор снится. Я вижу, как нож хлеборезки крошит его пальцы, потом кисть, и как это все по кускам выпадает с другой стороны. И слышу его крик.

Я очнулся в луже собственной блевотины и у меня были мокрые штаны.

– Ух, ты! – восхитилась Ольга, восторженно трогая пальчиком серый туман. – Это и есть телепортация? А где мы?

– В моей библиотеке, – объяснил Элмар. – Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. Не хочу среди ночи будить слуг. Позвольте ваш мешок.