Девять принцев Амбера - Желязны Роджер

Несколько раз согнул и разогнул правую ногу. Полный порядок.

Разбив гипс на левой ноге, я поднялся и подошел к стенному шкафу.

Моей одежды там не было.

Затем я услышал шаги. Я вернулся на кровать и как можно более тщательно накрылся бинтами и разломанным гипсом.

Дверь вновь открылась.

Затем комната ярко осветилась, и у самого входа, у выключателя встал здоровенный детина в белом халате.

— Мне сказали, что вы тут грубо отказываетесь подчиниться нашей санитарке, — сказал он. Здесь уже было не притвориться спящим. — Как это понять?

— Не знаю, — ответил я, — а что?

Это его обеспокоило на секунду-другую, затем, нахмурившись, он продолжал.

— Сейчас время вашего вечернего укола.

— Вы врач?

— Нет, но мне велено сделать вам укол, а для этого у меня хватит медицинской подготовки.

— А я отказываюсь от укола, — сказал я, — и имею на это полное юридическое право. В конце концов, какое вам дело?

— Я сделаю вам укол, — проговорил он, приближаясь с левой стороны кровати.

В руке его появился шприц, тщательно до этого скрываемый.

Это был очень некрасивый, грязный удар, дюйма на четыре ниже пояса, если я не ошибаюсь. Он упал перед кроватью на колени.

— …. …. — сказал он спустя некоторое время.

— Еще раз подойдете ко мне, и пеняйте на себя.

— Ничего, мы умеем обращаться и с такими пациентами — выдавил он с трудом.

Тогда я понял, что наступило время действовать.

— Где моя одежда?

— … … — повторил он.

— В таком случае мне придется позаимствовать вашу. Дайте-ка ее сюда.

Его ругань начала уже утомлять меня, так что пришлось накинуть на него простыню и оглушить железным прутом.

Примерно через две минуты я был одет во все белое — цвет Моби Дика и ванильного мороженого. Какое уродство.

Я запихал его в стенной шкаф и выглянул сквозь зарешеченное окно. Я увидел старую луну с молодым месяцем на руках, качающую его над верхушками тополей. Трава слабо серебрилась и переливалась тонким светом. Ночь слабо спорила с солнцем. Ничто не подсказывало, где именно я находился. Комната моя тем не менее располагалась на третьем этаже здания, и освещенный квадрат окна слева внизу от меня говорил о том, что на первом этаже кто-то не спал.

Так что я вышел из комнаты и осмотрел коридор. Слева он заканчивался глухой стеной с зарешеченным окном, и по обе стороны располагались четыре двери. Скорее всего, они вели в такие же палаты, как и моя. Вернувшись к окну, я не обнаружил ничего нового: те же деревья, та же земля, та же ночь. Я повернулся и направился в другую сторону.

Двери, двери, двери без единой полоски света под ними, и единственный звук — шлепанье моих ног, да и то только потому, что позаимствованная обувь оказалась слишком велика.

Часы моего вышибалы показывали пять часов сорок четыре минуты. Металлический прут я заткнул за пояс под белым халатом, и он очень неудобно бил меня во время ходьбы по бедру. На потолке примерно через каждые двадцать футов горела лампа дневного света.

Добравшись до первого этажа, я свернул направо и пошел по коридору, высматривая дверь с выбивающейся из под нее полоской света.

Дверь эта оказалась самой последней в коридоре, и я был так невежлив, что вошел в нее без стука.

За большим полированным столом, наклонившись над одним из ящиков, сидел человек в роскошном халате. На палату эта комната что-то не была похожа.

Он поднял голову, глаза его загорелись, а губы раздвинулись на секунду, как будто он хотел закричать, но удержался, увидев выражение моего лица. Он быстро встал.

Я закрыл за собой дверь, подошел ближе и поздоровался:

— С добрым утром. Боюсь, у вас будут крупные неприятности.

Люди, по-видимому, никогда не излечатся от любопытства по поводу неприятностей, потому что, подождав те секунды, которые потребовались мне, чтобы пересечь комнату, он спросил:

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, — ответил я, — что я собираюсь подать на вас в суд за то, что вы держали меня взаперти, а также за издевательство и незаконное употребление наркотиков. В настоящий момент у меня как раз начался тот период, когда мне необходим укол морфия, а потому я за себя не отвечаю и могу начать бросаться на людей, и…

Он выпрямился.

— Убирайтесь отсюда!

Тут я увидел на столе пачку сигарет. Закуривая, я процедил:

— А теперь сядьте и заткнитесь. Нам надо кое-что обсудить.

Сесть-то он сел, но не заткнулся.