Черный Янгар - Демина Карина

Янгхаар думал об этом.

У ворот его усадьбы собралось три сотни гостей. И каждый из них спит и видит, как бы нож в спину воткнуть. Но ведь не скажешь, чтобы оставили свиту за порогом. Оскорбятся. Или решат, будто испугался Черный Янгар.

– Ерхо Ину любит дочь. – Янгхаар вытер влажные щеки. В последние дни он не находил себе места. И причиной волнения была эта девочка, которая уже сегодня ночью будет принадлежать ему. – Все говорят об этом.

– Любит… говорят… Вот только хватит ли этой любви, чтобы устоять перед искушением?

– Двух сотен аккаев хватит, чтобы удержать Ину от глупостей.

– Надеюсь, – миролюбиво произнес Кейсо, устремив взгляд на халат багряный, с золотым шитьем по подолу. – Очень на это надеюсь…

Две сотни.

С Ину явились всего три дюжины. А остальные и того меньше привели. Да и вряд ли рискнут в чужую свару ввязываться: Золотые рода никогда не умели договариваться друг с другом.

Но Кейсо прав, неспокойно на душе.

Отступить?

Поздно.

В полдень распахнутся ворота храма, пропуская жениха, и откроются вновь уже на рассвете. Таков обычай, и не Янгару его ломать.

– Пора. – Янгхаар вытер ладонями мокрые щеки. – Так, значит, она тебе понравилась?

– Она? – переспросил Кейсо, который со смотрин вернулся задумчивым. – Понравилась. Только… я слышал, что у Пиркко волосы черные. А эта с рыжими была.

Он сказал про волосы сразу, как вернулся домой.

Черные. Рыжие.

Ерхо Ину не посмеет обмануть богов. Он дал клятву на крови, что отдаст за Янгхаара дочь. И значит, так тому и быть.

– Не ходи. – Кейсо отодвинул миску с виноградом. – Я знаю, что ты меня не послушаешь, но… не ходи, Янгар. Неспокойно мне. Пусть девочка остается с отцом, а ты себе другую найдешь. Мало ли невест на Севере?

Много.

Но разве сравнятся они с дочерью Ину по древности рода, по богатству, по силе отца? Да и не желал Янгар другой. За прошедшие недели Пиркко-птичка всецело завладела мыслями его. И не красота была причиной, а то, что не умел Янгхаар Каапо отступать.

И сейчас не отдаст он своей добычи ни людям, ни богам.

– Дурак, – спокойно заметил Кейсо, поднимая темно-лиловый халат, расшитый желтыми одуванчиками. – Только если вдруг… Помни, что за свои ошибки нельзя винить других.

Запомнит.

И оседланы кони. Свита готова. Сияют щиты. Скалятся с них рисованные волчьи головы. Высоко подняты копья, и ветер шевелит алые праздничные ленты, что повязаны под остриями. Трубят рога. И медленно открываются ворота.

И жеребец Янгхаара, вороной, тонконогий, вдруг пятится, грызет удила.

Нехороший знак.

– Вперед! – Янгар огрел жеребца плетью, и тот поднялся на дыбы, заржал, затряс гривой. И звон серебряных бубенцов подстегнул его.

Вперед. Быстрей.

Сквозь лагерь, что раскинулся от ворот поместья. Мимо костров, людей, у костров собравшихся. Свистят и хлопают, кидают под копыта коню тростниковые стрелы с пожеланием славной ночи. И ветер ныряет за спину, плащ, словно крылья, разворачивает.

Вот позади остаются и лагерь, и поле, и сама дорога.

Храм стоит. И ворота его открыты.

Ждут Янгара слепые жрецы, готовые провести его в самые недра земные, где плавятся и рудное железо, и судьбы человеческие. Отступить еще не поздно, но…

Бросил поводья Янгар, спешился и смело шагнул за ворота храма. Только на пороге черной дыры поднял зачем-то голову – в небе кружил, высматривая добычу, черный падальщик.

Воспоминание ударило наотмашь.

Красные пески Великой пустыни.

Узкая тропа по гребню бархана. Вереница верблюдов. И вереница рабов. Иссушающая жара и дорога, которой нет конца. Хозяин, укрытый от зноя под пологом переносного шатра, играет на кифаре. Он перебирает струны лениво, и звуки, резкие, нервные, ранят слух.

А в выцветшем небе кружится падальщик. И тень его летит вслед за караваном. Уже пятый день…

Остановка.

Надсмотрщик проходит вдоль цепи, проверяя, цел ли товар. Хозяин не любит зряшных трат, и за надсмотрщиком идет старый, проверенный раб с бурдюком. По чашке воды каждому.

Вода – драгоценность. И Янгу уже усвоил, что пить ее нужно медленно. Он касается края деревянной чашки губами, и вода сама устремляется к нему, просачиваясь сквозь трещины в коже, сквозь саму кожу, на сухой неподвижный язык.