Принц драконов - Роун Мелани

— Если у Сьонед хватит мужества забрать ребенка, ты сможешь относиться к нему как к вашему собственному сыну, а не как к сыну Янте?

— И поверить, что он не был плодом насилия? — Рохан горестно покачал головой; его золотистые прямые волосы в свете лампы казались матовыми. — Дело не только в Янте. Я буду воспитывать внука верховного принца.

— Рохан, это же ребенок! Какая вина может быть у невинного младенца?

— Само его рождение — уже вина! — Рохан швырнул чашу в стенку шатра; вино красным пятном растеклось по ткани и закапало на ковер. — Ему нужно было родиться от Сьонед!

— А что мешает тебе думать, будто так и есть? Мааркен теперь принадлежит Ллейну не меньше, чем мне и Тобин. Рохан, за то, кем станет ребенок, отвечают не только его родители. Янте может выносить младенца, но станет он таким, каким его воспитаете вы со Сьонед.

Рохан лег на кровать, уставился в потолок и надолго замолчал. Наконец он тихо вздохнул и произнес:

— Ты прав насчет власти. Она приводит меня в ужас. Я говорю не про ту власть, которая есть у каждого принца и которой он пользуется каждый день, решая, у кого больше прав на тот или иной участок земли, кому соорудить новую крепость, а кому перестроить старую. Я вот про что, Чейн: принц стоит во главе армии и решает, кто из его врагов должен умереть. Я принимаю на себя ответственность, но не знаю, что дает мне право решать это. Если бы я был мудр или хотя бы умен… — Он положил руку на лоб. — А я просто трус.

И тут Чейн наконец перестал сравнивать отца и сына и отдавать неизменное предпочтение Зехаве. Да, старый принц выбрал бы дорогу и шагал по ней без страха и сомнений. Но сын отличался от отца тем, что постоянно проверял себя. Рохан спрашивал и сомневался, всюду искал вечные истины и скрытые мотивы. И то же будет, когда смерть верховного принца откроет ему дорогу к еще большей власти. Рохан никогда не будет гнуть свое, глухой и слепой ко всему и вся, никогда не перестанет сомневаться в своем праве делать то, что доставляет ему удовольствие. Он всегда будет спрашивать, и это сделает его мудрым. В этот миг Чейн перестал жалеть о том, что сын не похож на отца. Он последовал бы за любым, кто. оказался бы у власти, но знал, что лишь Рохан поведет его по правильному пути.

Глава 29

На этот раз Сьонед отправилась в Феруче не одна.

Сроки Янте приближались, и Тобин с Маэтой в тиши составляли планы, которые довели до сведения Оствеля только тогда, когда его вмешательство уже ничего не могло изменить. Если он надеялся на другой исход, то теперь эта надежда рухнула. Рохан и Чейн увязли на юге, а воины Тиглата хотя и освободились и могли бы начать штурм Феруче, Сьонед приказала Вальвису оставаться в городе. Если она собиралась выдать сына Янте за своего, все нужно было проделать в строжайшей тайне.

То, что Янте должна умереть, подразумевалось само собой. Однажды ночью в начале зимы Тобин и Маэта предложили Сьонед план проникновения в крепость. Она согласилась. Имя Янте не упоминалось.

В ясные осенние дни Янте часто прогуливалась по крепостной стене, словно зная, что Сьонед наблюдает за ней. С ней обычно были сыновья, и Сьонед с горечью думала о несправедливости Богини, наградившей эту тварь таким здоровьем. С продвижением беременности Янте зависть Сьонед перешла все границы. Но теперь бремя дочери Ролстры стало слишком тяжелым для долгих прогулок. Она тревожно спала в широкой кровати со шторами, на которых были вышиты драконы, и сын Рохана беспокойно ворочался в ее чреве. Когда Сьонед заметила огромный изумруд, сверкавший на пальце Янте, ее зависть превратилась в ненависть. Янте присвоила не принадлежавшую ей вещь, и стремление Сьонед вернуть свое добро стало таким навязчивым, что это угрожало нарушить ее с трудом сохраняемое равновесие.

Через несколько дней после того, как был окончательно утвержден план проникновения в Феруче, Сьонед погрузилась в странное молчание. Тобин поняла, что это значит: когда приближалось время рожать, она сама становилась отчужденной; все ее мысли и чувства словно устремлялись внутрь. Чрево Сьонед было пустым, но она переживала беременность так же, как Янте.

Однажды ночью в начале зимы, в новолуние, когда облака затянули северный горизонт, шум, которого давно ожидала Сьонед, всполошил слуг замка Феруче. Помедлив на лунном свете и убедившись, что это не было ложной тревогой, Сьонед странно улыбнулась — завистливо и в то же время удовлетворенно: тело Янте корчилось в родовых муках. Потом Сьонед вернулась в Стронгхолд и послала за Тобин и Оствелем.