Вавилонский голландец - Фрай Макс

– Ты пижонка? – Александр, сам не зная почему, почувствовал себя задетым. Он вдруг вспомнил, что она никогда не давала оценок его рассказам. Обходила молчанием, и всё.

– Ага! Я пижонка и чистоплюйка! – Анна продолжала кружиться вокруг фонтана. Попыталась выполнить подобие корявого фуэте, споткнулась, хихикнула, продолжила танец. – Пишущие условно делятся на два класса (скок-скок): одни хотят сказать то, что считают очень важным, другие (скок-скок) – хотят увидеть себя напечатанными… (скок-скок). Обе причины – уважительные, неизвестно, какая важнее. Сказать мне миру нечего, миру уже всякого наговорили, дайте бедняге отдохнуть…

«Ну что за чушь она городит, – Александр раздражался все больше. – Книга – это… книга. Это признание, в конце концов. Что попало не печатают. И все мои знакомые в восторге… Но с чего это вдруг я решил, что она обо мне?..»

Тут он заметил, что Анна уже не пляшет, а стоит молча и смотрит на него с любопытством. Поймав его взгляд, она моментально расцвела дурашливой улыбкой, отставила одну ножку на носок и развела руки угловатым полукругом:

– Третья позиция! Я похожа на балерину?

– О да! Ты похожа на прекрасную балерину! – с готовностью подтвердил Александр. На самом деле Анна на балерину нимало не походила, она выглядела как циркуль.

– Правильно отвечаешь! – Анна смеялась, и ее смех отскакивал от многочисленных углов площади. – Хотя на самом деле я похожа на циркуль, что тоже неплохо.

Она наконец-то перестала дурачиться, остановилась, перевела дух и сказала:

– Ну что, пойдем, что ли, в гостиницу, трахаться?

День четвертый

– Так как, поедем к водопадам? Это просто: сороковая дорога, до упора. – Анна улыбалась, сидя напротив него за завтраком. Она получила свой заветный круассан с ветчиной и теперь разглядывала хлебобулочное изделие, как будто это было произведение искусства.

Ее голос оторвал Александра от созерцания хорошенькой официантки, которая вертелась между столиками. Ну что делать, ну нравилось ему разглядывать симпатичных девушек. Особенно по утрам, в слегка сонном состоянии. Девушка подбежала подлить ему кофе.

– Меня зовут Сюзан, я буду вашей официанткой. – Она была свеженькой и крепенькой, как леденец.

– Откуда вы, Сюзан? – Александр любил такие неожиданные разговоры.

– Ой, это так сложно! Я наполовину из Бразилии, а наполовину – из Канады. Мой отец поехал в Бразилию, встретил там мою маму и влюбился.

– Бразилия – это чудесно! – Александру нравилась обстановка ресторанчика, по-утреннему неформальная, солнце, вовсю светившее на пустовавшие столики, щебетанье Сюзан.

– Вы бывали там? – Девушка округлила глаза в знак внимания и недоверия.

– О да! Даже проехал часть страны на лошадях!

Сюзан забавно зарделась от его взгляда, повернулась к Анне и суетливо предложила подлить кофе. Анна с улыбкой покачала головой. Официантку позвали к соседнему столику, и она отошла, бросив Александру короткий, внимательный взгляд.

– Ну что, к водопадам? Ты довольна завтраком?

– О да, абсолютно! Хотя они и забыли положить в мой круассан ветчину. – Анна весело смотрела ему в глаза. Похоже, ее тоже все вокруг радовало.

– Ой, вот же собаки! Что ж ты не сказала? Давай позовем Сюзан?

– Да ну, фигня. Это же только кусок ветчины! – Анна недоуменно пожала плечами. – Стоит ли из-за этого затевать свару и портить настроение? К тому же… К тому же! Они обильно смазали мой круассан маслом! Думаю, это компенсирует отсутствие ветчины. Я пойду в номер, возьму рюкзачок, ты подождешь меня у машины?

Она мимолетно одарила его улыбкой и выскочила из ресторана, стремительно, не оглядываясь, едва не столкнувшись в дверях с входившим пожилым американцем.

* * *

– А что мы будем смотреть у водопадов? – спросил он, когда их машина вырулила из города.

– Ну, во-первых, собственно, сам водопад. Он, говорят, выше Ниагарского. Наверное, врут, но проверить надо. А во-вторых, там есть дворец. Какой-то миллионер построил его над водопадом. А потом разорился.

– И бросился в водопад?

– Возможно, тогда там еще должен быть памятник. Вот и узнаем…

– Не люблю я эти дворцы Нового Света.

– Я тоже не люблю. А что делать? Надо страдать! – Анна дурачилась. – Нам там покажут кровать с балдахином, затканным лилиями имени Луи какого-то… Наваррского.

– Наваррский был не Луи, а Генрих, – назидательно сказал Александр, про себя добавив: «Все-таки дура».