Вавилонский голландец - Фрай Макс

С этими мыслями Александр въехал в Монреаль и принялся отыскивать отель.

Наташа была очаровательна и предсказуема. Его всегда умиляло, как женщины стараются прихорашиваться для встречи с ним. Темный маникюр, старательная укладка, каблуки, сладкий и пряный запах духов. Словом, весь арсенал.

– Ну привет! Ты скучал? – она была рада. Рада предстоящему вечеру, рада ночи с ним.

– Ужасно! Ты и представить себе не можешь, как я скучал! Куда ты хочешь пойти ужинать? – Александр с шутовским поклоном преподнес Наташе яблоко, выуженное из багажника. – Прекрасной даме – библейский фрукт! Похож я на змея-искусителя?

После совершенно идиотского и непонятного дня было очень утешительно брести по Принс-Альберт и выбирать ресторан для ужина. Греческий? Индийский? Наташа держала его под руку, стараясь приноровиться к его походке. Александр подумал, что за несколько дней с длинноногой Анной совсем отвык укорачивать шаг.

Наташа рассказывала что-то про любовь и разбитое сердце. Не нуждаясь ни в чем, кроме сдержанных звуков одобрения или удивления. Которые Александр привычно издавал. Ну что еще нужно? Вот такое милое общение, хороший ужин, а потом мы ляжем в постель. Корабли какие-то… с ума сойти можно. Морок, иначе не скажешь. Я же счастлив, действительно счастлив.

– Мороженое, десерт? – Александр смотрел с улыбкой на примолкшую Наташу.

– Десерт, но другой! – она смотрела со значением.

– Ну что ж, тогда пойдем баиньки? И кто первый пойдет в душ?

Тут Александр был на своей территории. И он знал, что все пройдет штатно. От первого прикосновения, когда руки еще только знакомятся с чужим телом, до последних всхлипываний и благодарного шепота.

День последний

Александр проснулся внезапно, как от толчка. Сквозь щели в жалюзи едва-едва брезжило раннее августовское утро. Его разбудила мысль, ясная и безжалостная: где-то далеко по океану идет корабль. Он шел, разрезая носом седые северные воды, он шел неспешно, с достоинством. Он не нуждался в Александре, корабль не знал о нем и не хотел знать.

Александр повернул голову. Рядом спала женщина. Анна? – с внезапной радостью подумал он. Нет, другая. Анна спокойно спит сейчас где-то в стальном нутре корабля, забыв об их встрече, как о случайной опечатке в интересной книжке.

Он представил себе, как утром придется разговаривать с этой спящей рядом женщиной, считая минуты до отъезда, выслушивать миллион почти искренних заверений в любви, искать тему для подыхающего разговора. Потом – немного слез и клятв, и, с облегчением, в путь, домой. А корабль будет идти, следуя своей прекрасной утопической миссии. С острова на остров, из одного моря в другое. И везде его будут ждать люди. А я остаюсь здесь, подумал Александр, и впереди у меня моя работа, которая дает мне хлеб с маслом, за что ей по гроб жизни мерси, какие-то женщины, которые не нужны мне и которым не нужен я… Какие-то мелкие игры в чувства и слова. Всех безумств – трахнуть очередную пассию в очередном мотеле, всех приключений – наперед оплаченный отпуск.

И Александру вдруг стало неимоверно тошно. От себя самого, такого классного, умного, циничного, у которого все так гладко. От этой отельной комнаты и даже от этой женщины, которая, как он прекрасно понимал, ни в чем не виновата. И тут его молнией пронзила мысль: корабль может зайти сегодня в Портленд! Анна говорила, что они могут зайти в Портленд! Совсем ненадолго, потому что в Портленде хватает своих библиотек. Им просто надо забрать какой-то груз, книги или еду, после чего они двинутся на юг.

Не понимая толком, что он делает, чего он хочет, Александр вскочил, стремительно оделся. Наташа завозилась во сне, приоткрыла глаза, спросила:

– Милый?

– Да-да, спи.

Ему сейчас не нужны были разговоры и объяснения. Он нашел какой-то листок бумаги и нацарапал записку: «Мне срочно надо уехать, дела, завтракай, сдай ключи, до свидания, Александр».

Подумал, не прибавить ли какое-нибудь нежное слово. Все-таки они так старались, играя во что-то важное. И он старался, и она. Но суеверно отказался от мысли писать «милая, любимая», как будто последняя маленькая ложь могла оказаться критичной: скажи ее, и уже никогда не вырвешься из этого круга.

* * *

Августовское раннее утро встретило его туманом. Машина переливалась, отлакированная росой. Скорее, скорее, повторял он себе. Я должен успеть, здесь езды-то часа три с половиной.

Он мчал и пытался одновременно собраться с мыслями. Чего я хочу? Бросить все и уплыть на этом корабле? Вот так, разом, не оглядываясь? Бросить машину у пристани – и, без чемодана, с одной маленькой сумкой: возьмите меня с собой, я вам пригожусь? Он не верил, он до конца не верил, что сможет так сделать. Он боялся в это поверить. Но гнал и гнал машину на восток. Туда, где, может быть, прямо в эту самую минуту в портлендскую гавань заходит корабль. Он готов был кричать: только подождите меня!