Князь Света - Желязны Роджер

Так взобрался на подоконник и кашлянул.

Она резко обернулась. Под вуалью невозможно было разобрать черты ее лица. Поглядев на него сквозь дымку ткани, она встала и подошла к окну.

Он смутился. Некогда гибкая ее фигура сильно раздалась в талии; всегда грациозная на ходу, как колеблемая ветвь, нынче она слегка косолапила; слишком мрачной выглядела она, даже сквозь вуаль прочитывались резкие линии носа, жесткие очертания скул.

Он склонил голову.

— «И ты к нам подступила, и мы с твоим приходом очутились дома, — пропел он, — как в гнездах птицы на ветвях».

Она застыла в неподвижности, словно собственная статуя в главном зале монастыря.

— «Храни же нас от волка и волчицы, храни от вора нас, о Ночь, и дай же нам продлиться».

Она медленно простерла вперед руку и возложила ее ему на голову.

— Мое благословение с тобой, малый мира сего, — сказала она, помолчав. — Сожалею, но мне больше нечего тебе дать. Я не могу обещать тебе покровительство или даровать красоту — для меня самой и то, и другое — недоступная роскошь. Как тебя звать?

— Так, — сказал он.

Она прикоснулась ко лбу.

— Когда-то я знала одного Така, — промолвила она, — в незапамятные времена, в туманном далеке…

— Это был я, мадам.

Она тоже уселась на подоконник. Чуть погодя он понял, что она всхлипывает под покровом вуали.

— Не плачь, богиня. С тобой Так. Помнишь Така от Архивов? Пресветлого Копейщика Така? Он по-прежнему готов исполнить любое твое приказание.

— Так… — сказала она. — Ох, Так! И ты тоже? А я и не знала! Я никогда не слышала…

— Очередной поворот колеса, мадам, и — кто знает? Все может обернуться даже лучше, чем было когда-то.

Ее плечи вздрагивали. Он протянул руку, отдернул ее.

Она повернулась и схватила ее.

Бесконечным было молчание, потом она заговорила:

— Естественным путем дела в порядок не придут, нам не обрести былого, Пресветлый Копейщик Так. Мы должны проложить наш собственный путь.

— О чем ты говоришь? — спросил он и добавил: — Сэм?

Она кивнула:

— И никто иной. Он — наш оплот против Небес, дорогой Так. Если удастся призвать его, у нас появится шанс еще пожить.

— Потому-то ты и рискнула, потому-то положила голову в пасть тигра?

— Почему же еще? Когда нет никакой реальной надежды, нужно чеканить собственную. Даже и фальшивая монета может сгодиться.

— Фальшивая? Ты не веришь, что он был Буддой?

Она усмехнулась.

— Сэм был величайшим шарлатаном на людской — да и на божественной — памяти. Однако и самым достойным противником, с каким когда-либо сталкивался Тримурти. Почему тебя так шокируют мои слова, архивариус? Ты же знаешь, что он позаимствовал и структуру, и материю своего учения, путь и достижение, даже одеяние из запрещенных доисторических источников. Это было просто-напросто оружие — и ничего более. Главной его силой было его лицемерие. Если бы мы могли вернуть его…

— Леди, святой ли, шарлатан ли, но он вернулся.

— Не шути со мной, Так.

— Богиня и леди, я только что покинул Владыку Яму, когда он отключал молитвенную машину, хмурый от успеха.

— Эта авантюра направлена была против такой огромной силы… Владыка Агни обмолвился однажды, что ничего подобного никогда не удастся свершить.

Так встал.

— Богиня Ратри, — сказал он, — кто, будь то бог, человек или нечто среднее, разбирается в подобных материях лучше Ямы?

— Я не знаю, Так, ибо такого не отыщешь. Но откуда тебе известно, что — он выловил нам ту самую рыбку?

— Ибо он — Яма.

— Тогда возьми мою руку, Так. Веди меня опять, как ты делал однажды. Посмотрим на спящего Бодхисатву.

И он повел ее через двери, вниз по лестнице, в нижние покои.

Подземелье заливал свет, рожденный не факелами, а генераторами Ямы. Водруженную на платформу кровать с трех сторон отгораживали ширмы. За ширмами и драпировками скрывалась и большая часть механизмов. Дежурившие в комнате монахи в шафрановых рясах бесшумно двигались по обширным покоям. Яма, мастер из мастеров, стоял у кровати.

При их появлении кое-кто из вышколенных, невозмутимых монахов не удержался от восклицаний. Так обернулся к женщине рядом с ним и отступил на шаг, затаив дыхание.

Это была уже не раздобревшая матрона, с которой он только что разговаривал. Вновь он стоял рядом с бессмертной Ночью, о которой написано было: «Богиня переполнила обширное пространство — и в глубину, и в вышину. Сияние ее развеяло мрак».