Город стекла - Клэр Кассандра

— Люка?

— Знаешь, как я поступила, когда его покусали? — Аматис говорила, глядя прямо перед собой. — Люк пришел ко мне и признался: его зацепил оборотень. Следовало ожидать, потому что Валентин бездарно рисковал собой и своими последователями. Люк боялся заразы ликантропии, и знаешь, как я ответила? Я… я…

— Аматис, вы не обязаны рассказывать…

— Я велела брату выметаться из дома и не приходить, пока не выяснится, есть заражение или нет. Отвернулась от него. — Голос Аматис задрожал. — Посмотрела на Люка с отвращением, и он это видел. Люк испугался, что получит приказ от Валентина покончить с собой, а я ответила: дескать, только так и надо.

Клэри невольно ахнула.

Аматис резко подняла взгляд: на лице ее было написано отвращение к самой себе.

— Люк оставался добрым и справедливым, хоть и невольно участвовал в интригах Валентина. Порою мне казалось, что, кроме Люка и Джослин, в мире не осталось носителей света. Потому я и не могла представить брата чудовищем…

— Он сохранил в себе свет. Люк не монстр.

— Я не знала. Когда Люк все же обернулся волком, когда ушел из дому, Джослин изо всех сил убеждала меня, что Люк в душе по-прежнему человек, мой брат. Если бы не она, я бы так и не позволила Люку вернуться, не укрыла бы в подвале во время Восстания. Однако доверие брата я потеряла после того, как впервые от него отказалась. По-моему, он и сейчас не очень-то на меня полагается.

— Доверился же, принес меня больную. И даже оставил на ваше попечение.

— Податься ему больше некуда. Да и хороша из меня хозяйка: не уследила за тобой…

Клэри вздрогнула. Лучше бы Аматис на нее наорала.

— Вашей вины в том нет. Я соврала вам и убежала тайком. Вы ничего не смогли бы поделать.

— Видишь ли, шанс повлиять на судьбу всегда есть. Просто живут в мире люди вроде меня, привыкшие себя уговаривать: мол, поделать ничего нельзя. Я поверила в собственное бессилие, когда Люка покусали, когда Стивен покинул меня. Я не хожу на собрания Конклава, думая, будто не сумею повлиять на их решения, которые мне глубоко противны и ненавистны. А иногда все же решаюсь на какие-то действия и… все делаю не так. — В глазах ее мерцал колючий блеск. — Ступай в постель, Клэри. Отныне можешь уходить и возвращаться, когда пожелаешь. В конце концов, ты права, ничего я с этим поделать не могу.

— Аматис…

— Молчи. — Хозяйка покачала головой. — Иди к себе в спальню, прошу, — произнесла Аматис, давая понять: разговор окончен. Отвернувшись, она немигающим взглядом уставилась в стену.

Клэри выбежала из кухни и взлетела по ступенькам на второй этаж. Пинком закрыла дверь в спальню и бросилась на кровать. Хотелось плакать, но слезы не шли.

«Джейс ненавидит меня, — думала Клэри. — И Аматис. И с Саймоном я не попрощалась. Мама умирает. Люк бросил. Я одна, совсем одна. Наверное, поэтому плакать и не получается. Зачем лить слезы, если никто не утешит? И что хуже: сама себя не утешишь».

Саймон вынырнул из сна, в котором видел кровь и солнечный свет. Его кто-то звал по имени:

— Саймон. Саймон, вставай.

Саймон резко вскочил — порой быстрота движений поражала его самого — и вгляделся во тьму.

— Сэмюель? Вы?

— Обернись. — На этот раз голос прозвучал знакомо и с ноткой раздражения. — К окну подойди.

У зарешеченного окна на корточках сидел Джейс с ведьминым огнем. На вампира он смотрел напряженно и сердито.

— Что, думал, я тебе в кошмаре приснился?

— Может, до сих пор снишься. — В ушах стоял странный гул, как будто гудела кровь. Вот только у вампиров сердца не бьются…

Игра тени и света создавала сюрреалистический рисунок на лице нефилима.

— Значит, вот где они тебя держат. Я-то думал, эти камеры больше не используются. — Джейс глянул в сторону. — Сунулся было в одну из них и напугал твоего соседа. Бородатый такой дядька, весь в тряпье рваном… симпатяшка, в общем. Одно слово — бомж.

Саймон понял, отчего гудит в ушах — из-за гнева. Самым краешком сознания он уловил, как обнажаются его зубы и как клыки уперлись в нижнюю губу.

— Рад, что ситуация тебя забавляет.

— Ты не больно-то рад меня видеть. Странно, куда я ни войду — везде будто солнце из-за туч выходит. Так говорят. В сыром подземелье эффект должен быть двойным.

— Ты знал, что все так получится. Говорил: «Тебя отправят обратно в Нью-Йорк». Типа, все на мази… Никто и не собирался отпускать меня.

— Я не знал. — Джейс посмотрел на Саймона открытым, чистым взглядом. — Честно, я думал, что говорю тебе правду.

— Ты либо и сейчас врешь, либо ты идиот…

— Я не идиот.

— Или и то, и другое, — закончил фразу Саймон. — Я склоняюсь к третьему варианту.

— У меня нет повода врать тебе. Особенно сейчас. — Взгляд Джейса по-прежнему оставался открытым и твердым. — И хватит клыки показывать. Бесит.

— Вот и славно. Просто ты кровью пахнешь.

— Новый изысканный аромат, «Порез-о-стек-лонь». — Джейс показал Саймону левую руку: сквозь белые бинты на костяшках проступали бурые пятна.

Саймон нахмурился:

— Я-то думал, ваша раса порезов не получает. В смысле, умеет быстро залечивать раны.

— Говорю же, о стекло поранился. Алек не стал использовать руну и заставил лечиться как примитивного. Хочет преподать урок. Вот, я рассказал тебе правду. Впечатлен?

— Нет. У меня проблемы пострашней твоих. Инквизитор допытывается ответов, которых я дать не могу. Говорит, мол, я заработал способность жить под солнцем от Валентина в обмен на услуги шпиона.

— Элдертри так сказал?!

— Он весь Конклав в предательстве Лайтвудов убеждает.

— Фигово. Если ты шпион, то действие Договоров на тебя не распространяется. Лазутчики — нарушители закона. — Джейс огляделся. — Надо вытаскивать тебя отсюда.

— И что потом? — Саймон не мог поверить, что сказал это. Ему хотелось выбраться из узилища так, что зубы сводило, но остановиться он уже не мог. — Где ты меня укроешь?

— В Гарде работает портал. Найдем его, и я отошлю тебя в Нью-Йорк.

— Все узнают, что меня спас ты. Джейс, не я им нужен. Конклаву нежить вообще неинтересна. Они нацелены на Лайтвудов. Думают, твоя семья из Круга по-настоящему не вышла и служит Валентину.

Даже в темноте было видно, как вспыхнули щеки Джейса.

— Бред какой-то! Они сражались против Валентина, тогда, на судне. Роберт едва не погиб…

— Инквизитор убеждает себя и всех, будто Лайтвуды пожертвовали одним Охотником, чтобы сохранить иллюзию вражды с Валентином. Меч упущен, вот Инквизитор и уцепился за шанс. Сам посуди: ты пытался предупредить Конклав, однако тебя не стали слушать. Теперь Элдертри ищет козла отпущения, и, если он заклеймит Лайтвудов как предателей, всякие подозрения с Конклава будут сняты. Инквизитор сможет делать что захочет, беспрепятственно.