Белорские хроники - Громыко Ольга

Рыжая нагнала меня уже у калитки и первой выскочила на улицу, не дожидаясь, пока я откину крюк. Здоровенная собака, внезапно взвивающаяся над глухим забором и с гулким «Баммм!» приземляющаяся на дощатую мостовую, случайным прохожим почему-то не нравилась, что стоило мне уже дюжины кладней - это не считая настойки пустырника, которая прилагалась к каждой монете. Сутки напролет держать псину на цепи мне было жалко, и я тешила себя надеждой, что с возрастом собака остепенится. «Или станет еще крупнее, - мрачно подумала я, - и тогда впечатлительных бедолаг придется не отпаивать, а тишком стаскивать на задний двор и закапывать возле уборной, чтобы запах перебивало».

- Рыжая!

Псина на бегу вильнула хвостом, показывая, что приняла мою критику к сведению. Более оригинальные клички к ней не липли, хотя мы перебрали несколько дюжин. Дольше всего продержалась предложенная Вересом Гшыха, пока знакомый тролль, ухмыляясь от уха до уха, не объяснил мне, что означает это слово, и собака снова стала просто Рыжей.

За первым же поворотом деревянная мостовая сменилась каменной. Солнце еще не успело скатать расстеленные возле домов тени, и от булыжников приятно веяло холодком. Я долго не хотела перебираться в Стармин, но Верес был прав: после войны в мелких городках, а особенно деревеньках на отшибе, было неспокойно. Ладно еще мародеры или прячущиеся от Ковена колдуны-ренегаты, но загрызней до сих пор никак не могли переловить - слухи о них приходили то с севера, то с юга. Да такие, что хотелось не только запереться в погребе, но и закопаться там в бочке с квашеной капустой. Команды боевых магов по пять-шесть человек постоянно прочесывали леса, однако твари были хитры и на ловцов бежать не желали. Зато терпеливо выжидали, пока кто-нибудь из охотников потеряет бдительность... и не напрасно. Порой я не видела Вереса по месяцу и начинала не на шутку беспокоиться - в чем, разумеется, никогда не признавалась.

В самом начале, когда я только-только закончила выметать мусор из углов, колдун как бы между прочим спросил, сколько мне нужно на прожитье. Естественно, я тут же ощерилась и гордо заявила, что это его не касается. Мужчина философски пожал плечами и спрятал кошель, даже не пытаясь спорить, что несколько меня озадачило и даже обидело. Все-таки он отец Ройма, хоть я и упрямо твердила, что это было только мое решение и колдун нам ничем не обязан...

Разгадка наступила через три дня, когда Верес уже уехал из города: по утрам у нашей двери стали появляться то головка сыра, бережно завернутая в полотенце, то кольцо колбасы или корзина яблок. Оказывается, подлый колдун тишком работал в округе, беря плату натурой и уговариваясь с хозяевами, куда ее принести.

Так оно и повелось. Я смущенно ворчала, Верес же только ухмылялся, ибо к его приездам добро бывало уже съедено или хотя бы надкусано и для демонстративного возвращения не годилось.

В общем, все было так прекрасно, что я начинала уже тревожиться: чем мне придется рассчитываться с судьбой за столь щедрый кредит?..

За раздумьями и воспоминаниями я как-то незаметно дошла до центра города, откуда уже видны были шпили Школы Чародеев. До рынка оставалось рукой подать, мимо безымянной корчмы и в горку. По утрам этой дорогой мало кто пользовался, уж больно крутой подъем, зато в обед тут было не протолкнуться от возвращающегося с торжища народа.

Корчма, отстроенная и открывшаяся всего месяц назад, еще не работала. На приставленной к стене лестнице опасно колыхался Безник - худой, лысоватый и добродушный дядька, - собственноручно подновляя вывеску над входом в свое заведеньице. Завсегдатаи, давясь от хохота, с удовольствием рассказывали эту печальную историю всем желающим.

У корчмаря, на его беду, имелся художественный вкус, и ни один из местных стеномазов ему не угодил. Тогда Безник решил намалевать «лицо корчмы» сам. Результат получился ошеломляющий: на нежно-коричневом пригорке сидели три мужика, страдающих хроническим косоглазием вкупе с жестоким похмельем, между которыми вырастал из земли не то зеленый змий, не то развесистая конопля. Пройти мимо корчмы, не осенив себя крестным знамением, удавалось разве что некромантам, видавшим и не такое (хоть и нечасто). Впрочем, злорадное хихиканье конкурентов быстро сменилось черной завистью - народ валом повалил в корчму, интересуясь, что же здесь подают, если даже вывеску так развезло.

Уже завязав с корчмарем приятельские отношения, я осторожно выяснила, что на рисунке изображены боги за сотворением хмеля. Оставалось надеяться, что «натурщики» никогда сюда не заглянут - пиво в корчме было вкусное, и лишаться ее по вине молнии или потопа не хотелось.