Дракон мелового периода - Гурова Анна

Единственная овчарка, с которой я была знакома – Маринкина Джерька – была трепетным и истеричным созданием. Но теперь, когда в трех метрах от меня стояла и глухо рычала здоровенная чужая псина, я почувствовала, что начинаю нервничать.

– Спокойно. – пробормотала я вполголоса, скорее себе, чем собаке. – Не надо сердиться. Я ничего не буду трогать. Сейчас я закрою дверь и уйду... Как бы не так. Стоило мне шевельнуться, как овчарка зарычала вдвое громче. «Не двигаться!» – ясно говорило ее поведение. Я послушно застыла, соображая, что предпринять. Есть такие собаки, которые ловят вора, но не трогают его, а задерживают до прихода хозяев – просто не выпускают наружу. Но я-то и так снаружи, а псина – внутри. Если между нами будет дверь... Я повела глазами вниз и в сторону, пытаясь разглядеть, запирается ли дверь снаружи. Овчарка не спускала с меня глаз. Как-то неправильно она себя ведет, с тревогой подумала я. Почему все время смотрит в лицо? Да еще со странным таким выражением... как будто чего-то ждет.

Проигнорировав известное правило: если глядеть собаке прямо в глаза, то она разозлится, я собралась с духом и ответила псине таким же пристальным взглядом. Она не отвела глаз. В зрачках мелькнул темно-красный отсвет – так бывает, если зверь смотрит из темноты и мне на мгновение стало жутко. Судить о намерениях собаки по таким глазам не хотелось вообще. Я с тоской подумала: как бы хорошо было прямо сейчас оказаться далеко-далеко отсюда. Где же хозяин этой псины? Хоть бы он уже пришел поскорее и избавил меня от нее!

От напряжения заболели икры, но я стояла неподвижно, продолжая наблюдать за овчаркой. Проклятая тварь была хорошо выдрессирована и стояла как каменная. Она не нюхает, с испугом заметила вдруг я. Почему? При встрече собаки всегда принюхиваются. Может, она механическая? Поведение псины не нравилось мне все больше и больше.

Со стороны окна вдруг раздался непонятный шум – не то вой, не то звук сходящей лавины. Я машинально резко повернула голову. То же самое сделала овчарка. Синхронность наших движений заставила меня нервно хихикнуть.

– Это в телевизоре. – сказала я собаке. – «Зенит» гол забил. Видишь, болельщики беснуются?

Собака отвернулась от телевизора, посмотрела в окно, оглянулась на дверь и снова уставилась мне в лицо, приоткрыв пасть. Если бы на ее месте был какой-нибудь маньяк, я бы сказала, что он самодовольно ухмыляется, наслаждаясь своей властью над жертвой. Я почувствовала, что вспотели ладони. «Манера поведения у нее абсолютно не собачья. Скорее, человеческая. – пришла ко мне в голову мысль, в которой я боялась себе признаться. – Значит, это не собака» А кто? "

Не успела я додумать, как овчарка пошла ко мне. Не прыгнула, не бросилась, не побежала – именно пошла неспешным шагом. Когда собака хочет напасть, это всегда заметно, хотя бы по вздыбившейся шерсти на хребте. У этой твари ничего не вздыбливалось, и тем не менее я ничуть не сомневалась в ее намерениях. Они были написаны у нее на морде. Такое выражение я уже видела в передаче «В мире животных», только там была морда не собаки, а крокодила. В этих неподвижных глазах я вот такими буквами прочла: «Ты – моя пища».

Я еще и не испугалась толком, а тело уже решило за меня. Не прошло и доли мгновения, а я уже наваливалась на дверь снаружи, шаря в поисках замка или задвижки. К счастью, он там нашелся – чисто символический крюк, на какие закрывают дачные туалеты. Я накинула крюк и бросилась бежать прочь от библиотеки, в сторону озера.

Свирепое рычание, сопровождаемое ударом в дверь, застало меня в воротах. Разум подсказывал, что надо убраться отсюда, и как можно скорее. «От собаки нельзя убегать. – вдруг вспомнилось мне. – Если за вами гонится собака надо остановиться, посмотреть на нее властным взглядом и сказать „Фу“». Я споткнулась, остановилась – все равно подгибались коленеи от страха – и оглянулась..В этот момент грохнул второй удар в дверь, крючок соскочил, и овчарка вырвалась на свободу. Она осмотрелась по сторонам, заметила меня, и яростный рык превратился в глухое зловещее ворчание. Потом овчарка трусцой побежала ко мне.

«Сматываться!» Разум издал последний вопль отчаяния, и его голос умолк, сметенный волной паники. Я не могла отвести от собаки взгляда, который никому не пришло бы в голову назвать властным, а ватные ноги сами несли меня прочь от ворот. Я была уже метрах в двадцати от забора, когда овчарка неожиданно остановилась. Она по-прежнему смотрела на меня и глухо рычала, но что-то, как будто невидимая преграда, удерживало ее, не выпуская за ворота. «Ага! – возликовала я. – Она не может выходить за забор библиотеки!» Не успела я обрадоваться, как собака шагнула вперед. В тот же миг мне показалось, что сна стала выше ростом. Потом – что поднялась на дыбы. Я увидела, что ее шерсть чернеет и стремительно удлиняется, лапы превращаются в кисти рук с длинными черными когтями... «Это оборотень». – осознала я в полуобморочном состоянии. Овчарка в кого-то превращалась. И этот «кто-то» мог разгуливать вне библиотеки. И находился в двадцати метрах от меня. А за моей спиной был только темный чужой лес, и ни единого человека поблизости.