Заговорщик - Прозоров Александр

Исконный русский защитный заговор дрогнул в воздухе кратким маревом, сжигая наветы, мороки и заклинания. Страх мгновенно исчез, и путники увидели впереди, под растущими на взгорке соснами, около полусотни мужчин разного возраста. Некоторые стояли с копьями, некоторые — с топорами. У троих пояса оттягивали тяжелые мечи. Потерявшийся накануне Пинетей прятался за спину сгорбленного уродца, одетого в волчьи шкуры и опирающегося на длинный корявый посох.

— То ведь смерды, княже, — сплюнул Пахом. — Дозволь, всех покрошим.

— Тебе бы только рубиться, — взмахнул бердышом Андрей и перехватил его у топорища. — А оброк кто станет платить? Черви могильные? Здесь ждите, за мной не ходить!

И он, опираясь, словно на посох, на свой огромный топор, двинулся через целину прямо на уродца. Тот согнулся еще сильнее, качнул посохом. По насту пробежала тонкая поземка. Зверев никаких заклинаний пока не добавлял: «Сварогов тын» сам по себе был хорошей защитой от всякого рода шепотков, наветов, отведения глаз и прочих мелких пакостей.

Шаман опять качнул посохом, недовольно что-то пробурчал, сделал пару шагов вперед, присел, вытянул в сторону пришельца левую руку и завыл. Андрей ощутил покалывание на коже, и тут же у него из-под ворота, из рукавов, из сапог повалил сизый дым. Холопы и чуваши хором закричали от ужаса — на самом же деле это всего лишь мазь, поглотив порчу на болезни, медленно испарялась под одеждой.

«В следующий раз надо мяту добавить, — мысленно отметил Зверев, выдергивая бурдюк с водой и зубами выдергивая пробку. — А то местами жжет. Больно».

Шаман сдернул с головы волчью морду, пробежал навстречу еще пару шагов, опять выставил руку и, округлив глаза, громогласно взвыл.

— Унеси, вода, злое-чужое, в речку быструю, в моря дальние, окияны глубокие, — забормотал, плеская и без того заговоренной водой на грудь, Андрей. — Словом Лазаревым, зубом крысиным, хвостом телячьим оставляю здесь свою голову, свою жизнь, свою судьбу.

Что насылал на него шаман, он не знал, но вода превращалась в сверкающие камешки и падала в снег, пробивая глубокие дыры. У Зверева появилось нездоровое желание ударить чуваша заклятием на земной прах, но он сдержался. Ему не нужны были в имении трупы и заклятые враги.

Шаман резко опустил посох, направив на князя. Кончик мигнул голубым светом — веточка на Звереве хрустнула, превращаясь в хрупкую палочку. Андрей опустил флягу, сдернул рябину, швырнул вперед. Коснувшись наста, ветка затрещала, рассыпалась — синяя извилистая молния побежала к врагу, оставляя проплавленный до земли снег. Чуваш отпрыгнул, выдернул из ножен на поясе деревянный нож, вскинул руки к небу, закричал что-то на своем языке. Ученик Лютобора торопливо сорвал с пояса кисет с землей, распустил узел и, прикрывшись полумесяцем бердыша, выставил вперед мешочек, способный поглотить самые страшные заклятия. Немного отвернулся, уходя от взгляда врага, и быстро пошел вперед.

Шаман скрестил руки, направляя нож и посох на русского князя, зарычал. Облака над холмом дернулись в стороны, открыв не голубое, а черное звездное небо, ветер ударил в стороны, сметая снег.

— Да, да, старайся! — подзадорил его Зверев, не сокращая шага. — Тебе же хуже.

Чуваш согнул и выпрямил руки, еще раз, еще, призывая себе в помощь какие-то силы. Он был совсем уже рядом — Андрей отвернулся, закрывая холодным железом лицо, и взмахнул кисетом, вытряхивая землю с накопившимися проклятиями на колдуна:

— Пожелавшему зла да воздастся троекратно!

Хлопнул разрыв, словно от порохового заряда, качнулась горячая волна. Опустив бердыш, Андрей увидел овал из пожухлой травы, посреди которого сидел, покачиваясь, его оглушенный враг. Князь подошел ближе, взял из руки неудачника нож, покрутил перед глазами. Оружие было сделано из мореного дуба. Отполированное пальцами до блеска дерево сплошь покрывали неведомые руны, и только по краю клинка в узкий паз была вклеена каменная острая кромка.

— Я попользуюсь немного, ты не против? — Ученик Лютобора похлопал шамана по плечу, оглядел замерших полукругом чувашей, поманил пальцем старосту: — Чего застыл, Пинетей? Ступай, кабанчика принеси. Недосуг мне туда-сюда бегать.

Он пошел на смердов — и чуваши расступились, открывая его взгляду сокровище, на которое он надеялся, но все же не ожидал увидеть. Редкий частокол, окруженный шестами с нанизанными на них лошадиными черепами, а дальше, в центре холма — полтора десятка вырезанных из дерева высоких истуканов.