Профессия: ведьма - Громыко Ольга

Я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. В чем мне немало помогла беззвучно выскользнувшая из дыры и застывшая в шаге от нее зверушка.

Нет, не хорек. Да и на куницу любитель курятинки походил только размерами – с крупную кошку. Трепещущий под потолком пульсар его совершенно не смущал. По бокам заостренной мордочки чутко вздрагивали растопыренные вибриссы, то удлиняясь до нескольких вершков, то молниеносно втягиваясь обратно. На приподнятой передней лапке в раздумье пощелкивали коготки.

Бывало, особо суровой и голодной зимой эти твари сбивались в сотенные стаи – и тогда с их пути спешили убраться даже волки. Но одинокий упитанный экземпляр представлял опасность разве что для двухлетнего ребенка, а посему я не торопилась на него реагировать, подпуская поближе.

Как на грех, толковых заклинаний против этой пакости не существовало – как и стопроцентно эффективных ядов против их более заурядных сородичей. Оба вида мгновенно приспосабливались к чему угодно, ели все подряд, а остальное портили, что, разумеется, не приводило людей в восторг.

Хитрющие глазки-бусинки скользнули по мне быстрым взглядом, но, видимо, достойным противником не сочли, ибо крысолак азартно лязгнул зубами и, больше не отвлекаясь на подобную ерунду, прямиком метнулся к петуху.

Не ожидавшая такой наглости, я торопливо подхватилась с места, вытягивая меч, но поскользнулась на курином помете и с задранными ногами шлепнулась обратно в колоду, намертво в ней застряв. Несчастная птица, вытянув шею и шумно хлопая крыльями, бросилась наутек вдоль стены, то подскакивая, то подлетая на локоть-другой.

Взвыв от злости, я так рванулась, что колода распалась на две половинки, а солома взметнулась до самого потолка. Крысолак, видимо, не слишком проголодался и с восторгом принял участие в потехе, то клацая зубами у самого хвоста жертвы (вернее, того места, из которого он раньше рос), заставляя ее с истошным кудахтаньем подлетать на локоть-другой, то приотставая. За ним, потрясая обнаженным мечом, гналась я, но, увы, недостаточно быстро: на пятом или шестом круге петух меня догнал и попытался укрыться у меня на голове, но не удержался и, с потрясающей виртуозностью превратив мою прическу в украшенное грязью и перьями гнездо, скатился по моей спине. Тварь, не раздумывая, прыгнула вслед за ним, по-беличьи растопырив в полете лапы и вытянув струной длинный чешуйчатый хвост.

Откинув с глаз волосы и сплюнув перо, я с оттяжкой угостила ее локтем в нос. Куртка, сшитая в Духовишах, с честью выдержала испытание. В отношении серебряных заклепок портной тоже не сжульничал. Вряд ли, конечно, использовал металл высшей пробы, но для моих целей вполне годился и технический.

Серебряные шипы одновременно укололи и обожгли хищника, и он, с визгом перевернувшись в воздухе, хлопнулся на спину. Сапогом я его достать не успела – подскочив, как пружина, гадина взбежала по вертикальной стене, на мгновение зависла на потолке, обнажив заостренные подобно клыкам резцы во въедливом шипении, и с места, наискосок через половину чердака, прыгнула в лаз. Я машинально махнула мечом ей вслед, но, естественно, не успела. Лезвие разочарованно завибрировало и потускнело.

– Ну извини, – буркнула я. – Я все-таки не святая. А где эта гнусная птица?!

Петух оказался у меня над головой, на самом высоком насесте. Такой всклокоченный и несчастный, что вся моя злость мигом испарилась.

«Леший побери, мы ведь даже не целовались ни разу… – тоскливо подумала я, с досадой вгоняя меч в ножны. – Невеста Повелителя Догевы должна бы скакать от радости в предвкушении свадьбы, примерять платье, выбирать прическу, рассылать собственноручно подписанные приглашения и не заниматься ничем тяжелее вышивания жениху ритуальных портов для первой брачной ночи, дабы, упаси боги, не сломать перед торжеством ноготь или не посадить синяк под глазом… а я вместо этого сижу здесь по колено в…»

Я мрачно посмотрела на петуха, и он ответил мне таким же неприязненным взглядом.

И самое ужасное – меня это вполне устраивало!

* * *

Праздник Последнего Колоса проводился в конце лета, когда выдавалась свободная неделька между окончанием уборки зерновых и началом копки картошки. Точной даты у него не было, жарким летом – раньше, холодным и дождливым – позже. В Винессе и Белории его отмечали одновременно, повсеместными праздниками и гуляниями.