Леди и рыжая сеньорита - Тройнич Яна

Утром мы вернулись домой, а потом еще две ночи провели за траурным застольем, грустные и молчаливые. Я честно отдавала долг памяти погибшим, хотя сама с трудом держалась на ногах. Даже для моего измененного организма три ночи без сна было геройством. Но супруга повелителя не могла позволить себе поддаться слабости. Эйнэр понимал это как никто другой.

Однако все проходит. Прошли и эти печальные дни. Муж посмотрел на меня и ободряюще улыбнулся:

— Трудно быть настоящим эльфом?

Он подхватил меня на руки и так донес до постели. Сам раздел, уложил и скомандовал:

— А теперь — спать. В следующую ночь снисхождения не жди.

Я улыбнулась ему в ответ и зевнула. И через минуту спала крепким сном.

Проспала я почти сутки. Только открыла глаза — увидела лежащего рядом Эйнэра, бодрого и отдохнувшего. Он сразу же заключил меня в свои крепкие объятия.

Несколько недель отступники не появлялись. Жизнь вступила в привычную колею. Возобновились ночные балы и развлечения. Однако смутное ощущение тревоги не исчезало.

Вечером ко мне заглянула служанка:

— Леди, повелитель ждет вас снаружи.

Я быстро вышла. У крыльца меня дожидался Эйнэр, а рядом стоял его конь. Повелитель подхватил меня на руки, поставил ногу в стремя и, не выпуская из своих объятий, вместе со мной взлетел в седло. Через некоторое время мы оказались на нашей поляне среди ромашек. Эйнэр расстелил плащ и опустился на землю. Все было, как когда-то давно, в первый раз. И я опять вспомнила те же строки, что и тогда:

• На страже стояли утесы на бездне,
• Постель постилали любовь да свобода…

Ночь прошла восхитительно. Мы любили друг друга до одури. А потом плавали в реке, как рыбы. Уже взошло солнце, когда правитель с супругой тайком пробрались во дворец, как два провинившихся школьника. Мокрые, с прилипшей к одежде листвой и завернутые в один плащ. Повелителю можно все, но…

Эйнэр поцеловал меня, многозначительно улыбнулся:

— До вечера.

Переоделся и отправился по государственным делам. А мне отчего-то спать совсем не хотелось. И я решила навестить жеребца. Мой конь, как и хозяйка, любил водные процедуры. Нельзя же лишать его этого удовольствия.

В конюшне я встретила князя Олтэра. Он тоже решил насладиться конной прогулкой. Я вспомнила, как когда-то мы с ним так же утром катались на лошадях и посетили его дом. Прелестный сад, прохладные комнаты… Я вздохнула.

Князь склонился в поклоне:

— Правительница желает прогуляться или следует куда-то с определенной целью?

Я с удивлением уставилась на него:

— У тебя что-то с головой, Олтэр? Ты забыл мое имя?

Эльф весело рассмеялся:

— Откуда мне знать: может, супруга повелителя жаждет подобающего почтения?

— Сейчас огрею плеткой за насмешки, будешь помнить о почтении.

Князь продолжал хохотать:

— Видел утром вас с Эйнэром. Ну и видок. Вы что, все еще пытаетесь утопить друг друга?

Я вспыхнула. Потом тоже захохотала:

— Нет, решаем задачу государственной важности. Ловим рыбу. Эйнэр собирается издать указ, чтобы все эльфы начинали день таким образом: и для здоровья полезно, и продовольственная проблема решается.

Олтэр притворно вздохнул:

— Предупреждал же я его, чтоб не женился на тебе. Так не послушал.

— Ага. Поэтому-то ты и следил за каждым моим шагом. — Я посмотрела на собеседника с подозрением. — А может, и сейчас…

Олтэр смутился и сменил тему разговора:

— Пришло известие от Ирин. Она в отчаянии. Болен Джейд.

— Ирин — прекрасная врачевательница. Вряд ли она не справится с болезнью мужа. А что в отчаянии — ничего удивительного. Джейд — самый дорогой для нее человек.

Я решила, что позже поговорю с Региной и выясню у нее подробности. Действительно все так серьезно или скорее эльфийка просто преувеличивает? Конечно, на Ирин это не похоже: сестра правителя обычно смотрит на жизнь трезво. Но одно дело, когда беды у посторонних. И совсем другое, если несчастье случается с самым близким тебе человеком.

Я улыбнулась:

— Олтэр, а как поживает твоя маленькая невеста?

— Хорошеет с каждым днем. Прелестная девушка: спокойная и выдержанная.

Мне опять стало весело:

— Рад, что не похожа на меня?

Губы Олтэра слегка дернулись:

— К сожалению, я так привык к твоему характеру, что другого и не желаю.