Всадники ночи - Прозоров Александр

— И что станет с твоею душой, несчастный? Смертный грех, смертный грех руки на себя наложить. Рази так ты ее спасешь, смертный? Ты будешь вечно гореть в аду, терзаясь за глупость свою. Ибо проще и радостнее остаться здесь.

Сверху было видно, что большинство вампиров уже утратили интерес к пленникам. Они прибирали на дворе, кололи дрова, закидывали на чердак хлева сметанное на дворе сено. Рядом с боярином стояли всего человека три, и те — с факелами. Наверное, просто светили хозяину.

— Я подумаю над твоим предложением, Федот Владиславович, — громко ответил Зверев. — От жажды пока не помираю. До завтра подумаю, хорошо? После сумерек приходи спросить. Может статься, и соглашусь.

— Ты чего, Андрей Васильевич? — испугался дядька. — В нежить задумал окреститься, Бога забыть? Вот оно, учение Лютоборово как выпирает!

— Чего-то покладист ты больно, князь… Никак, задумал чего?

— Вот, паскуда, — уже в который раз удивился Зверев. — Умный. Враз подвох чует.

— Какой подвох, — встрепенулся Илья. — Ты придумал, как нам сбежать, Андрей Васильевич?

— Убегать нам нельзя, — глянул сверху вниз на боярина князь. — Только побеждать. В таком деле просто умереть — и то позорно… Нет, не уйдет. А я так надеялся, что заскучает… На завтрашний ужин нас отложит… Нет, стоит, таращится.

— Так чего ты замыслил, княже?

— А может, и не поймет снизу. Пахом, видишь, на балке еще кусок пенькового каната остался? Колокол, похоже, сразу на четырех витках висел.

— Знамо дело, не на одном. Вона, махина какая!

— Если его размотать, то до петли достанет, и еще хвост останется.

— Вроде должно.

— Так вперед, привязывай.

— Зачем, Андрей Васильевич? Все едино колокола нам вчетвером не поднять. Тут сто мужиков надобно собрать, не менее.

— А кто тебе сказал, что я собираюсь его поднимать, Пахом? — до шепота понизил голос князь. — Шестьсот пудов! Ты понимаешь, что это такое — шестьсот пудов? Балка, на которой этот пол держится, тоже из мореного дуба. Но это не плоская стена, в которую саблей толком не врубишься. Она узкая, выпирает, там есть место для замаха. Если удастся пропилить ее хотя бы наполовину… Шестьсот пудов, Пахом.

— Она сломается, как тростинка, — еле слышно пробормотал холоп. В его глазах наконец появилось понимание.

— Я побег! — выдохнул Илья и нырнул в люк. Через миг из-под пола послышался равномерный стук.

— Изя, подсади, — подозвал Изольда дядька, с его помощью вскарабкался к самой крепежной петле, размотал с балки канат, примерил и охнул: — Княже… Андрей Васильевич… Достает, но на узел не хватает…

— Тише! Тише, дай сюда. Дай, я расплету.

— Верно, расплести… Прости, княже, сам переплету.

Холоп принялся торопливо раскручивать толстый трос, вытягивать из него тонкие жгутики вверх и вниз, всовывать один в другой и сплетать, превращая канат в некое подобие косы. Зверев наклонился, глянул в люк. Илья, прочно усевшись на третьей сверху ступени, саблей рубил черное бревно. Инструмент был неподходящим, мореный дуб поддавался стали плохо — но все же поддавался, и щепы одна за другой падали в бездну, в черную глубину тоннеля, осветить который слабый свет одинокой свечи никак не мог. Князь достал три восковые палочки из своего запаса, зажег, пристроил рядом с той, что уже догорала, выпрямился.

— Эй, князь! Андрей Васильевич! Эй, ты там мне не балуй! Чего задумал?

— Головой о стену бьюсь, Федот Владиславович. Чего еще я могу делать?

— Проклятый новгородец… Никита! Возьми пятерых холопов, подымись, глянь, чего они там мудрят.

— Осторожный, паскуда, — покачал головой Зверев. — Пахом, как там у тебя?

— Немного еще… Тонко получается. Боюсь, не выдержит.

— Другой веревки все равно нет. Вяжи, а там как Бог даст. Изя, Илью подмени, пусть отдохнет. В две руки быстрее получится.

Из храма послышался грохот. Видать, вампиры влезли в окно и теперь разбирали баррикады, составленные у входных дверей и у той, что вела на звонницу.

— Готово, Андрей Васильевич! — Дядька соскользнул по гладкому боку колокола вниз, на грубо отесанные доски, похлопал ладонью о ладонь.

— Молодец… Живы будем — с меня пиво.

— Да уж не откажусь, — засмеялся холоп. Никакого страха в его голосе больше не осталось.

Шум внизу прекратился. Минутой спустя из-за церкви к боярину выбежал ратник, что-то сказал, указывая наверх. Видать, сундук оказался весомым препятствием, открыть дверь они не смогли.