Время одиночек - Каменистый Артем

Ришак, не сбавляя шага, подошел к костру, уселся на свободное место. Тим спокойно присел справа от него. Хотя спокойствие далось ему нелегко.

Дед протянул руки к огню, цокнул, прошипел, пламя взвилось под самый свод пещеры, жадно потянулось к узкому лазу, в который уходил дым. В лица дохнуло жаром, но никто не отшатнулся – степняки были неподвижны будто статуи.

Ришак заговорил странным, одновременно устало-безразличным и хитрым голосом на одной ноте:

– Огонь был здесь до нас. Огонь есть с нами. Огонь будет после нас. Но этот огонь не наш. Наш огонь – на Севере. Настало время вернуться к родному очагу.

С минуту вокруг костра царило молчание. Затем один из куитов перекинул за спину выбившуюся на плечо косу, протянул руки. Вновь взвилось пламя:

– Ришак, все мы уважаем твою хитрость. Но северяне стали сильнее. Все, что мы знаем: они лишь усилились. Напади мы на них сейчас – наш народ исчезнет. Нам не дадут больше прятаться, они придут и в эту степь. Они приведут своих магов и драконов. Нас не трогают лишь потому, что считают беспомощными и неопасными. Дай повод усомниться в этом – и нас не станет.

Опять тишина. Но тишина напряженная. Тим мало что понимал в происходящем, но ясно было одно: эти люди умели понимать друг друга без длинных слов. Хватало намека, жеста, взгляда. А может, и без этого обходилось.

Следующим заговорил седой оламек с синим от многочисленных татуировок лицом. Перед тем как он произнес свои слова, второй оламек, помоложе, отошел к зубьям сталагмитов, вернулся оттуда уже с охапкой дров, подбросил в костер. Вовремя – от пирокинетических надругательств тот уже рассыпался в груду углей.

– Северяне живут за морем. У них есть флот. Нам будет нелегко высадиться на нашу родную землю. Но если нас отбросят назад, мы можем здесь продержаться долго и умереть достойно. Главное – сразу выжечь язвы городов на этом побережье. Тогда северянам негде будет высаживаться, и мы сможем атаковать их отряды на незащищенных берегах. Им придется нелегко. В крови захлебнутся. Мы долго продержимся, но все равно погибнем. Но погибнем как воины. Я так хочу. Жить изгоем – позор. Уж лучше так.

Ришак не стал терзать костер, просто протянул к нему ладони:

– Все вы знаете, что я хитер. Почему решили, что я хочу смерти нашему народу? Мы должны жить. И жить на нашей земле. У родного огня, а не возле этой жалкой его искры.

Костер при последних словах Ришака затрещал, поднял сноп искр.

– Да, северяне сильны как никогда. Сильнее уже быть невозможно. Жизнь – это движение. Раз их сила расти уже не может, она будет уменьшаться. Жизнь – это равновесие. Если кто-то набрал слишком много силы, соседи будут стремиться выравнять его с ними или вообще сделать беспомощным. У северян нет друзей – есть завистливые союзники, только и ждущие момента, чтобы ударить в спину. У северян нет врагов – есть покоренные народы, которые ждут удобного случая, чтобы восстать. У северян нет армии: их воины – это наемники и отряды из покоренных народов. Прославленные имперские солдаты – теперь простые рекруты из нищих крестьян, им не за что воевать: их лачуги захватчики будут грабить не сильнее, чем сборщики налогов. Их вожди – изнеженные аристократы, непохожие на мужчин, им неведомо чувство родины, самое ценное для них – это грязный зад друга и кувшин с крепким вином. Они продают своих жен и дочерей. Они ищут лишь удовольствия. Удовольствия они покупают. Сила развращает. Они прогнили. Ими правит даже не император, ими правит это. – Ришак взмахнул рукой, по камню зазвенели монеты, с презрением процедил: – Вот их правитель. Вот тот, кто их победил. Так неужто мы слабее этих металлических бляшек? Северяне сильны лишь до тех пор, пока никто не сомневается в их силе. Дай повод усомниться – и это будет конец. Шакалы рвут старого льва, выказавшего свою слабость. Так порвут и северян. Надо только показать шакалам, что лев уже не тот, что раньше. Время для этого пришло – нам был дан знак.

При этих словах все воины на миг встрепенулись, растеряв невозмутимость. Шег вообще вскочил, развернул к Ришаку лицо, изуродованное чудовищным шрамом. Исковерканные губы чуть ли не выплюнули:

– Знак?! О чем ты?!

Ришак не спешил с ответом. Нежась под нетерпеливо вопросительными взглядами собравшихся, он огладил клинышек бороденки, медленно протянул ладони к огню, степенно поинтересовался:

– О чем говорит четырнадцатая строка Второй Книги Исхода?

Ответил все тот же изуродованный шег: