Заклинатель - Прозоров Александр

Распрямившись, он направился к крыльцу, опустил руку в кошелек и прошел вдоль нищенок, бросая по полушке каждой в протянутую руку. Лишь дойдя до попрошайки с зажатой между коленями узловатой клюкой из соснового корня, он молча сжал кулак и склонил голову набок. Бабулька, не получив ожидаемой милости, подняла глаза — и чуть не подпрыгнула на месте, засуетилась, попыталась отбежать в сторону, отчаянно крестясь, но выкрикивая при этом не молитвы, а языческое: «Чур, чур!».

— Куда, старая? — зашипел на нее сквозь стиснутые зубы Андрей. — Я, что, бегать за тобой должен? Ты была в доме оговоренном? Спросила, чего нужно?

— Свят, свят… — перешла на христианские отговорки бабулька. — Ты это… — И вдруг визгливо крикнула: — А ну, перекрестись!!!

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — осенил себя знамением боярин, вытянул из-под ворота нательный крестик, поцеловал и опустил обратно. — Господи, спаси, помилуй и сохрани грешного раба твоего Андрея. Ну довольна?

— Свят, свят… — облегченно перевела дух нищенка. — А Андрей — это кто таковой будет?

— Я это, я. Ну спросила?

— Да она, касатик, — перешла на шепот попрошайка, — она тебя за беса сочла! «Бес он, — сказывала. — Во сне ко мне являлся, в зеркале его видела. Как наяву приходил. Бес, истинно бес!» — Бабулька перекрестилась. — То не я, соколик. То она так сказывала.

— Бес?! — Андрей сплюнул: — Вот, черт, придумает тоже!

Он немного подумал, схватил нищенку за руку, потащил за собой, к храму:

— Смотри, бабка, смотри. К образам сейчас любым приложусь. В грехах исповедаюсь. Причастие приму. Внимательно смотри! А то подумаешь, что обманываю…

Он перекрестился, поклонился Божьему дому почти в пояс и вошел внутрь…

Очищение духовное заняло у боярина около получаса. Лютобор требовал от ученика отдавать излишне сильному христианскому Богу все положенные требы — и Андрей не собирался от этого обязательства увиливать. Спустившись с крыльца, кинул нищенке тонкую новгородскую серебряную чешуйку:

— Теперь убедилась? Иди и обо всем, что видела, Людмиле расскажи. Давай, давай, несчастная, иди немедля! Иди же ты!

Попрошайка, прибрав монету, низко поклонилась, развернулась и быстро-быстро застучала клюкой по дорожной пыли. Молодой боярин затянул гнедому подпруги, распутал повод, поднялся в седло и двинулся вслед за ней, держась на некотором удалении. Успокоился он лишь тогда, когда бабулька, подобострастно кланяясь и крестя отворившего калитку холопа, вошла на заветный, закрытый для него двор. Теперь ему снова оставалось только ждать.

— Поеду-ка я выпью, — решил Андрей. — Голову немного задурю — глядишь, и время быстрее пройдет.

До двора Ивана Кошкина ехать было, к счастью, недалеко — вот только первым, кого увидел Зверев, въехав в ворота, был боярин Василий Ярославович.

— Вовремя, сынок, — кивнул ему Лисьин и отпустил Никиту, которому только что давал какие-то поручения. — Ну как, насмотрелся на Москву? Заскучал, поди, в четырех стенах? Ни охоты, ни простора, чтобы с рогатиной, сабелькой али луком поиграть. Ну да ныне все, покончили мы с хлопотами. Вечерком попаримся на дорожку да завтра на рассвете и поедем.

— Как завтра? — вздрогнул Андрей. — Уже? Но почему завтра? Я не могу…

— Забыл, сколько мы тут просидели, да сколько дней нам еще на обратный путь понадобится? Страда, сынок. И так опаздываем, чтобы проследить за всем хозяйским глазом. А Ольгу Юрьевну ныне перетруждать нехорошо… Постой, — спохватился он. — Как это ты не можешь? Почему?

— Понимаешь, отец, — погладил гнедого по морде Андрей. — Понимаешь…

Не так-то просто было облечь в слова все то, что творилось у него в душе. Что это было? Любовь? Да нет, что за бредовая мысль?! Он с княгиней даже словом ни разу не перемолвился, познакомиться не успел. Какие тут могут быть чувства? Может быть, он оказался заворожен ее красотой? Да тоже вряд ли… Какая красота? Лицо в веснушках, хотя давно не сезон, черты обыкновенные, как у многих. Да еще и за беса его приняла! Помнится, он всего лишь собирался взглянуть на нее поближе. Это получилось. И что теперь? Больше он ни к чему и не стремился, ничего не хотел! Просто чертовщина какая-то. Глупое и бессмысленное наваждение.

— Ты прав, отец, — кивнул Зверев. — Засиделся я тут, с ума от безделья сходить начинаю. Ну какие у меня тут могут быть дела? Конечно же, едем.

Соколиные поля

Пахома они обогнали на второй день, перед Ржевом. Дядька ехал, довольный судьбой, напевая негромко какую-то протяжную песню. От него сильно пахло пивом, но выглядел Белый вполне благообразно, с облучка не падал.