Слово шамана - Прозоров Александр

Затаив дыхание, Кароки-мурза натянул лук и выпустил стрелу. И тотчас просвет между кольями возле ворот из темного стал светлым. Наместник тихо, довольно засмеялся. И тут прямо у его ног в ковер вонзилась стрела. Потом еще и еще — в сам ковер и рядом с ним. Девлет-Гирей и османский наместник мгновенно вскочили на ноги и торопливо отбежали вверх по склону холма. Остановились, тяжело дыша.

— Оказывается, у русских есть луки, — опять рассмеялся мурза, но на этот раз громко и хрипло. Хорошо только, что у них нет стрелков.

Он наложил новую стрелу, вглядываясь в крепость, но на этот раз не заметил вовсе никакого движения — неверные попрятались, как суслики по норкам.

— Ладно, — решил наместник. — Тогда ищи себе добычу сама…

Он нацелил стрелу в небо, изо всех сил натянул тетиву и выстрелил.

Снаряд длиной в сажень и весом в пятьдесят золотников, собранный из узкого стального наконечника, ровного яблоневого древка и украшенный тремя орлиными перьями, расколотыми вдоль и приклеенными у самого комля, стремительно взвился вверх. Промчавшись расстояние около полутысячи шагов, он почти потерял силу первоначального толчка, некоторое время мчался вперед, а потом, клюнув наконечником вниз, начал разгоняться снова. Опустившись с высоты сотни саженей, он разогнался почти до первоначальной скорости, а потому, попав в парализованную бабку Дарью, лежащую на телеге под открытым небом, пробил ее насквозь, глубоко вонзившись в струганные доски, составлявшие дно повозки. Женщина захрипела, выпучив от боли глаза, а потом сделала последний в своей жизни выдох. Никто из окружающих крепостных, тревожно поглядывающих в сторону татарского холма, откуда недавно прилетело ядро, убившее двух коров, этого даже не заметил.

Смерды, ждавшие на стене татарского штурма, ныне сидели, прижавшись спиной к частоколу, и потели от страха. Деревянная стена спасала от стрел страшного басурманского лучника, но не могла защитить от ядер — и пробоина в тыне, за которой осталось широкое кровавое пятно, оставалось тому жутковатым подтверждением.

Спокойно, в полный рост, разгуливал только одетый в бахтерец Варлам Батов со своим верным луком в руках. Звание боярина не позволяло ему не только высказывать страха, но и вовсе допускать его к себе в душу. Впрочем, то, что в своем обходе укрепления он не останавливался ни на мгновение, показывало, что бывалый воин все-таки сохраняет осторожность.

Толстопузый нехристь с невероятно тугим луком, стоящий почти на самой вершине татарского холма, попытался спуститься назад к ковру, и Варлам, вскинув оружие, выпустил в его сторону одну за другой сразу три стрелы. Басурманин шарахнулся в сторону. Нет, правильно все-таки пятнадцать лет назад он отдал за этот лук купленного в Новагороде туркестанского жеребца! Конь оказался неожиданно злобный, и обламывать его характер пришлось бы долго и не обязательно успешно. А лук… Правда, тогда он долго мучился, не зная, что предпочесть — новый панцирь с зерцалом и суздальской саблей, или один лук, обтянутый тонкой лайкой. И все-таки решился взять его, тугого красавца, сразу легшего в руку и, по уверению хозяина, выдержанного без тетивы в теплой и темной кладовой пять долгих лет.

— Ну, и как вы тут? — поднялась на стену жена.

— К стене! — Варлам метнулся к ней и оттолкнул к стене, едва не сбив с ног.

— Что такое? — потерла Юля ушибленную голову. — Больно же!

— Лучник есть у татар. Зело умелый. Антипку Лукина застрелил из Ольховатки, и отца его тоже. Издалека стреляет, из-за пушек. Я стрел десять потратил. Докинуть — докинул, но не попал.

— Хочешь, я попробую? Тут метров семьсот всего. В голову, может, и не попаду, но в тело должна.

— Боязно мне за тебя, любая. Да и прячется он ныне…

Кароки-мурза, поглядывая на истыканный двуперыми русскими стрелами ковер, из-за шатра выходить не торопился, выглядывая вдоль округлой стены краем глаза. По спине ползли холодные щекочущие мурашки, и он пока сам не понимал — от страха, или от азарта охотника.

— Пойду, посмотрю, что русский делает, — сообщил из-за его спины бей.

— Иди, Девлет, — не оглядываясь, разрешил Кароки-мурза. — Нам ныне на ковер до темноты возвращаться не след…

На стене крепости опять проявилось тихое шевеление. Наместник улыбнулся и вытянул из колчана стрелу.

Пушкарь Бехчет — загорелый, блестящий от пота, одетый только в синие шаровары и широкий кушак, из-под которого выглядывали ножны ятагана и молоток на длинной ручке, взял у помощника факел, поднес его к запальному отверстию первой бомбарды. Грохнул выстрел — и фонтан земли взметнулся в саженях пятнадцати перед стеной. Бехчет кивнул, подобрал с земли один из сваленных высокой кучей клинышков, положил его спереди под ствол, забил несколькими ударами молотка, потом поправил боковые клинья, задающие направление стрельбы и шагнул к следующей бомбарде.