Рим. Книга 1. Последний Легат - Врочек Шимун

– Много воды.

* * *

Когда через некоторое время я выхожу из комнаты, я уже более-менее похож на сенатора Рима и командующего легионом. Тело слегка чужое, словно я надел его не глядя. Выхватил из груды тел и слегка промахнулся с размером.

Утро. В атриуме слышна деловая суета и пение птиц.

Через мою левую руку переброшен конец тоги. Пурпурная широкая полоса режет глаза.

Я иду. Не то чтобы быстро, но – с вынужденным достоинством – передвигаю ноги. Словно я проехал верхом пару суток и теперь хожу слегка… устало.

Трибуны Семнадцатого. О чем я буду говорить с этими людьми? Вот что мне интересно. Поскорей бы все это кончилось.

Я слышу голоса. Сильный утренний запах цветов и жимолости тянется от сада. Я выхожу в галерею перистиля, слева тянется внутренний сад – не тот маленький, что вчера ночью, – а большой. Но голоса похожи. Два женских голоса. Один постарше, другой…

Увидев двух женщин, я останавливаюсь. Запах беды. «Как твое имя?» Она не ответила.

Высокая. Одна из женщин в намотанной на голову темной накидке стоит спиной ко мне, другая… Я поднимаю голову выше, лицо окатывает жаром. Она смотрит на меня. Та, вчерашняя девушка. Длинные светлые волосы заплетены в толстую косу. Взгляд исподлобья. Лет пятнадцать-шестнадцать. Невеста. Темные глаза. Нет, светло-серые, но кажутся темными, потому

что…

…запах беды. Она пахнет бедой.

Высокая грудь под платьем. Платье на римский манер, песочного цвета, квадратный ворот с вышивкой.

Высокие скулы. Варварка.

Ее губы. Я хочу поцеловать их с такой силой, что мне приходится остановиться.

Она смотрит на меня, я – на нее. Она молчит.

Ethos – взгляд человека в момент перед тем, как произойдет неизбежное. Взгляд, в который сбита вся его история.

Женщина в темном, что стоит спиной ко мне, вдруг резко поворачивается. Это пожилая рабыня с крючковатым носом и жестким взглядом. Она видит меня, рот ее сжимается в нить, издерганную морщинами. Наседка. Или Цербер. Что-то такое. И я ей не нравлюсь.

Я поднимаю голову. Германка больше не смотрит на меня. Через мгновение она снова обжигает меня взглядом, но тут же опускает глаза.

Зато рабыня сверлит меня черными очами – насквозь. Наверное, она назначена, чтобы блюсти заложниц. Понимаю. А то какой-нибудь придурок – вроде меня – возьмет и испортит все отношения Рима с германскими вождями.

Я делаю движение, как оратор, – рабыня не мигает.

На мгновение я злюсь. Сейчас я бы остался и назло Церберу заговорил с германкой, узнал бы, как ее зовут.

Я слегка кланяюсь и иду дальше. Заставляю себя идти. Ровнее шаг, Гай, ровнее. Сейчас ты встретишься с трибунами своего легиона – будь же спокоен и сдержан.

А на обратном пути…

Я с усилием тяну носом воздух. Да, будем надеяться, что она окажется здесь.

Она пахнет бедой, думаю я, вступая в атриум. Моргаю с непривычки. В атриуме легкий полумрак – из-за тусклого германского солнца. При моем приближении голоса смолкают. Офицеры оборачиваются ко мне. Один, два… пять, шесть, семь. Все трибуны здесь?

Для всех офицеров легиона их маловато.

– Легат, – приветствует меня один из них воинским салютом. Кулаком в плечо и вправо. Невысокий, черные волосы, лет тридцати пяти. Италик явно. Он в кожаном панцире, украшенном фигурами вставших на дыбы коней.

Остальные тоже в кожаных панцирях – парадных, браслеты на руках блестят – воинские награды. Офицеры вразнобой приветствуют меня. Все, кроме одного – почти мальчика, трибуна-латиклавия, – старые опытные офицеры, отслужившие не один год.

В воздухе повисает некоторая неловкость. И я понимаю почему. Видимо, пока я шел, беседа велась обо мне. Или, возможно, о моем брате. Об Августе, который назначает легатами всяких… мой брат – понятно, он опытный командир, прошедший не одну войну. Но я?

Кто я вообще такой? В воздухе словно завис так и не заданный никем вопрос.

Гражданский. «Тога».

– Воины, – говорю я. Я мог бы назвать их «квиритами» – гражданами, – но это бы их обидело, без сомнения. – Рад вас видеть.

Они нестройно приветствуют меня.

Начинаем знакомиться. Они называют свои имена. Один за самых молодых – префект конницы Гай Метеллий. Он кивает мне и отходит в сторону.

Все правильно – здесь шесть трибунов Семнадцатого легиона. И префект легионной конницы. Ни префект лагеря, ни первый центурион не изволили почтить нового командира своим вниманием. Это можно списать на занятость – у префекта лагеря и у первого центуриона, который фактически командует легионом в отсутствие легата – то есть меня, – дел по горло.