Замок Оборотня - Звездная Елена

– Запомни, Сонхейд, это любовь.

И закрыв глаза поцеловала его, очень нежно. Так, как мне хотелось бы поцеловать мужа перед алтарем, так как герой целует героиню в старых фильмах, так, чтобы показать хоть частичку того мира нежности, заботы и любви, который каждая любящая женщина мечтает подарить тому единственному, который затмит для нее солнце, звезды и вообще все. И я целовала его, знаю что увлеклась, просто… наверное, нравилось. И когда я остановилась, в глазах стояли слезы. В моих. В его только горел холодный желтый огонь.

– Это была любовь, – почему-то уточнила я, – а это уже страсть.

И поцеловала снова, страстно, жестко, прикусив его нижнюю губу и заставив податься мне навстречу. Рыкнул, попытался вырваться и получил второй укус, значительно более чувствительный. В следующее мгновение Сонхейд ответил на поцелуй. Жадно ловя мои губы, потянувшись на встречу, рванувшись всем телом…

Я остановилась в тот же миг. Села, почему-то даже уперлась ладонью в его грудь, словно боялась что он сейчас поднимется и продолжит.

– Выбираешь страсть? – риторический вопрос после более чем показательной реакции.

– Тебя, – хрипло ответил Сонхейд.

Понятно, задавать вопросы бесполезно. Хотя нет, один важный был:

– Вчера, – я обвела кончиками пальцев его губы по контуру, – ты сказал, что я… жертва. И таким как я место в клетке, да?

Промолчал, разве что глаза сузились сильнее.

Молчим значит… Я разместила обе ладони на его груди, чувствуя как вздрагивают могучие мышцы под моими пальцами. Взглянула в янтарные глаза, и впилась ногтями в его кожу. Не сильно, но ощутимо. Оборотень вздрогнул. Медленно, царапая кожу, двинула руки вниз, к напряженному животу.

Я думала его испугать? Я сильно ошиблась. Потому что в тот миг, когда мои ногти начали вырисовывать на его теле красные борозды, Сонхейд вдруг задышал так, что вся грудная клетка ходуном заходила. И глаза он закрыл, только ноздри вздрагивали.

Откровенно психанув, усилила нажим, оцарапав до крови…

– Ким, – хриплый рык, – остановись… пожалуйста.

Замерла, потрясенно глядя на невменяемую альфа-сволочь. Или я чего-то не понимаю, или Сонхейд в дополнение ко всему, еще и мазохист.

– Больно? – зло поинтересовалась я.

– Ким, – он распахнул глаза и взглянул на меня потемневшим от страсти взглядом, и прорычал, – никогда, так не делай! Никогда! Ясно?!

Мило улыбнулась – впилась в него всеми ногтями и оцарапала живот. Взвыл! Дернулся, так, что едва не выломал спинку железной кровати, к которой наручники были пристегнуты. Мазохист?!

Действительно мазохист? Я поверить не могла. А следовало бы.

Сонхейд дрожал. Весь. На висках проступили бисеринки пота, мускулы был напряжены до предела, казалось тронь – взорвется. И глаза закрыты, только дышит – тяжело, напряженно, шумно, и губы кусает, словно сдержаться пытается.

– Сонхейд, – я убрала руки, даже за спину спрятала, – что с тобой?

– Ничего, – ответил все так же с трудом дыша, – но, тебе следует знать, Ким, волчицы царапают своих самцов исключительно в состоянии дикого возбуждения, оцарапать до крови – фактически признание в том, что она потекла. Не царапай больше.

Замерла. Несколько секунд раздумывала над поступившей информацией, а после – плавно положила ладонь на его грудь, впилась ногтями…

– Ким!!! – рык потрясший стекла.

Провела вниз, оставляя пять красных борозд.

– Ким, хватит! – рык переходящий в хрип.

Сжала его, дернувшегося всем телом, бедрами и ехидно процитировала его собственные слова: – "Ты моя жена и моя леди, единственное, чем тебе позволено интересоваться, это моими пожеланиями в отношении наших ночей. Все!" – впилась ногтями еще сильнее, и прошептала: – А ты, Сонхейд, для меня вообще никто, и указывать мне ты права не имеешь. Ясно?

Глаза распахнул мгновенно. И взгляд, злой, хмурый, напряженный.

– Вспомнил? – наваждение схлынуло, возбуждения больше никакого. – Приятно, когда твоим мнением не интересуются, а, Сонхейд? – начала я срываться. – Или может очень приятно возбуждаться, вопреки собственному желанию?

Ни слова в ответ. Только взгляд становится все более злым.

– А еще знаешь, что меня бесит? – почти крик. – Когда ты трогаешь все, что вздумается, абсолютно не интересуясь, хочу я этого или нет! И кстати, может стоит наглядно продемонстрировать, каково это, а?

Рывком села ниже, не глядя на оборотня начала зло развязывать халат, и…

– Ким, – голос прозвучал хрипло и глухо, – не смей!

Усмехнулась, а затем, глядя ему в глаза, раскидала полы халата, обнажая все, что скрыто. И не глядя, потому что взгляда от потемневшего лица Сонхейда не отрывала, повела пальцами по напряженному каменному животу, ниже, по кости, еще ниже…

Судорожный вздох альфы, мое затаенное дыхание и подрагивающие пальцы скользят по обжигающе-горячей плоти. Я не смотрела туда, мне с избытком хватало невероятно захватывающего зрелища – Сонхейд! Теряющий контроль Сонхейд. Его грудная клетка хаотически вздымалась, глаза вдруг стали темными, почти черными, ноздри трепетали, смуглая кожа приобрела какой-то бронзовый оттенок, губы сжаты, могучие руки сжались в кулаки с такой силой, что проступившие вены казалось, сейчас лопнут. И взгляд… какой-то невероятный, затягивающий… невероятно. И он осматривал меня всю, скользя взглядом по груди шее, губам, снова по шее вниз, вдоль ключиц, ниже, по каждой груди, еще ниже, словно лаская живот, и ниже, вглядываясь туда так, словно уже имел меня.

– Сонхейд! – я дернулась, инстинктивно прикрыла ладонью черное кружево.

Темный звериный взгляд с трудом оторвавшись, поднялся в выше. Наши глаза встретились. В следующее мгновение оборотень улыбнулся. Хищно, опасно, зловеще как-то. И эта его демонстрация превосходства окончательно лишила меня страха.

– Кажется, кто-то возбужден, – я сжала то, что уже с трудом сжималось, активно демонстрируя степень каменного желания Сонхейда. – Хочешь меня?

Он не ответил. Впрочем, ответ тут и не требовался. И я, отпустив его член, потянулась, впиваясь ноготками в напряженные мускулы.

Дернулся. Плевать совершенно. И коснувшись его губами, я прошептала:

– Жаль разговора не вышло, Сонхейд. Зато месть за вчерашнее получилась просто замечательная. Вот полежи тут, весь возбужденный, и может поумнеешь.

И я выпрямилась, затем встала, перешагнула через оборотня, спрыгнула с кровати.

Позади царило напряженное молчание. Не оборачиваясь, подхватила заранее оставленный на стуле халатик, надела и, завязывая пояс, направилась к двери. Открыла, вышла в коридор, плотненько прикрыла дубовую створку. И почти сразу за дверью раздался рык и звон цепей. И скрежет. Громкий такой.