Ручной Привод - Панов Вадим Юрьевич

Терентьев подозрительно покосился на механика, но все-таки кивнул:

– Спрашивайте.

– Однажды, во время странствий, доводилось мне исполнять обязанности подносчика снарядов на третьем левобортовом торпедном аппарате эскадренного миноносца «Дьявольский» Северного флота… – Черепаныч неожиданно рассмеялся. – Раз уж мы заговорили, припомнил я, как в Атлантике…

– При чем здесь Атлантика? – не понял завхоз.

– А… Черт, действительно, ни при чем, – смутился механик. – Так вот, по интендантской части на «Дьявольском» служил Остап Соломонович Красавчик, хороший мужчина, правда, непьющий… Вы ему, часом, не родственник?

– Мы с ним похожи?

– Есть что-то общее во взгляде.

– Вы ошибаетесь.

– Спорить не буду.

Коротая время за светской беседой, они успели войти в здание, пройти через пустой холл «Малой Земли», и теперь, отказываясь от родства с Красавчиком, Терентьев одновременно толкнул дверь морга, в котором, по уверению Черепаныча, должен был находиться Герман.

– Есть кто?

– А как же!

– Чем занимаетесь?

– Медициной! – браво отозвался Карбид.

И почти не соврал.

Расстелив на трех сдвинутых в ряд металлических столах длинный ватман, Герман тщательно, периодически отступая на шаг и критически оглядывая проделанную работу, выписывал ярко-красной тушью слова плаката. Ясень сидел рядом и болтал ногами. В углу свернулся калачиком пушистый Агава.

– «Врач и медсестра! Внимательно следи за качеством перелома!» – прочитал завхоз. И вопросительно посмотрел на Карбида: – Это еще зачем?

– В «травму» повешу.

Будучи человеком старой закалки, Терентьев относился к наглядной агитации с почтением, а потому спорить не стал. Но мнение высказал:

– Цвет опасный. На кровь похож.

– Главное в плакате не цвет, а содержание. – Герман кивнул на помощника. – Вы знакомы? Виктор, познакомься, это Федор Славсталинович Терентьев, завхоз.

– Начальник административно-хозяйственного отдела.

– Извините, перепутал. А это, Федор Славсталинович, Виктор Ясенев… Черт, перепутал! Виктор Щербаков – наш новый патологоанатом.

– Наслышан. – Терентьев пожал Ясеню руку. – Не повезло тебе, парень.

– Оптимистичнее, Федор Славсталинович, оптимистичнее! Витя – человек молодой, горячий, почти непьющий, зачем его пугать? Кстати, что вы здесь забыли?

– Инвентаризация, – коротко отозвался завхоз, оценивающе разглядывая Ясеня. – Внеплановая.

– С чего вдруг?

– Вчера старик с какой-то журналисткой общался, она о вас спрашивала…

– О нас? – насторожился Виктор.

– О вас и обо всей больнице. Вот старик и вспомнил, что давно не устраивал вам проверку. Живете тут, как на острове, никому не отчитываетесь, и велел, значит, непорядок проверять.

– Понятно, – улыбнулся Карбид и, жестом радушного хозяина указав на холодильники, поинтересовался: – Трупы пересчитывать будете? Предупреждаю сразу – состояние так себе. Студенты тела пилят, а зашивают тяп-ляп.

– Учите их шить красиво.

– Стараемся.

Терентьев с сомнением посмотрел на все еще улыбающегося Германа, поморщился, оглядывая помещение – предложение пересчитать трупы его не вдохновило, – и остановил взгляд на Инкубаторе:

– А это что?

Виктор вздрогнул.

– То же, что и в прошлый раз, – радушно пояснил Карбид.

– Кондиционер?

– Специальный. Для морга.

– Надо бы его на баланс.

– Он ведь не куплен, – напомнил Герман. – Черепаныч собрал.

– Самоделкин, блин.

– Зато работает хорошо.

– Кондиционер?

– Черепаныч.

– А…

– Это было потрясающе. Хочешь верь, хочешь не верь, но с тобой было восхитительно.

Мартин признался не сразу. Ни когда они нежились на простынях, наслаждаясь постепенно притупляющимся чувством от только что случившейся острой близости. Ни когда они пили вино, перебрасываясь ничего не значащими шутками. А позже, выйдя из душа с обернутым вокруг бедер полотенцем – по старой привычке, Издерас пренебрегал халатами.

– У меня возникло ощущение, что до сих пор я спал с надувными женщинами.

Пандора улыбнулась:

– Это потому, что я – ведьма.

– Да, ты говорила. – Мартин присел на кровать и провел рукой по бедру женщины. – Я тебе верю. В каждой сексуальной женщине прячется маленький демон.

– То есть любая сексуальная женщина – ведьма?

– Без этого не обходится. – Издерас прилег рядом и прикоснулся губами к бархатистой коже Пандоры. – В женщине должна быть тайна.

– Некоторые тайны опасны.

– Женская тайна – это огонек свечи, на который летят мотыльки-мужчины. Иногда оказывается, что огонек защищен, и мотылек остается жив, иногда насекомые обжигают крылья.

– Ты не насекомое.

– Я рад, что ты это понимаешь.

– Но мои тайны могут удивить даже тебя.

– Вполне возможно.

Пандора внимательно посмотрела на ласкающего ее Мартина и серьезно произнесла:

– Мне понравилось, как ты ответил. Глупец стал бы уверять, что давно разучился удивляться.

Издерас посмотрел в зеленые глаза женщины, оценил серьезность тона и медленно ответил:

– Я слишком много видел и знаю, что всегда найдется нечто, способное удивить. Я осторожен.

– И умен.

– Полагаю, да.

– И смел.

– Не без этого.

– И богат.

Поскольку Пандора не оставила серьезный тон, Издерас насторожился. Приподнялся на локте, полушутливо осведомился:

– Составляешь досье?

– Пытаюсь угадать твои желания, – мягко объяснила женщина. – Хочу понять, чего тебе не хватает.

– Зачем?

– Чтобы исполнить.

Мартин рассмеялся.

– Сегодня ночью ты исполнила массу моих желаний. Скажу откровенно: ты выжала меня так, что сейчас я хочу только спать.

– Сейчас, – уточнила Пандора.

– А тебе нужно нечто другое?

– Разве у тебя нет заветного желания? Нет ничего такого, чего нельзя достичь с помощью твоих связей или денег?

У Издераса сузились глаза, было похоже, что Пандоре удалось задеть чувствительную струнку, однако тон мужчины остался прежним, полушутливым:

– Зачем тебе?

– Неужели я ошиблась?

Всем своим видом Пандора давала понять, что ведет не пустой разговор, и Мартин сдался:

– Заветные желания… Гм… Их было много. – Он вздохнул. – Сначала мне хотелось вырасти и стать взрослым. Потом – чего-то добиться в жизни, не остаться фермером, выбраться из деревни, а для этого нужно было учиться. Я поступил в престижный институт и окончил его с отличием. Следующая цель: я решил стать серьезным человеком, решил добиться того, чтобы мое слово весило очень много. Итог: я вырос, я добился, я стал.

– Выгрыз себе жизнь.

– Слепил ее. Своими руками слепил.