Смерть за смерть. Кара грозных богов - Гаврилов Дмитрий

Ловчан опознал вчерашний подарок, глянул на волхва с благодарностью. Розмич тоже узнал и усмехнулся – лучшего случая употребить это вино вообразить невозможно.

Питьё оказалось багряно-красным и терпким. Не будь рядом волхва, Ловчан сказал бы, что это шутка богов. А так – пришлось прикусить язык и наслаждаться молча.

Тишину нарушил волхв. Он довольно отёр губы рукавом, глянул на выкатившийся блин солнца и сказал со вздохом:

– Со временем всё забывается. И боль, и радость… и обряды. Вот вы жертвенный колодец не сразу опознали, хотя не так давно, в пору моей юности, каждый словен знал и умел требу эту навьим богам подносить. Что же теперь?

Старец замолчал, а Ловчан подтолкнул. Не столько из любопытства, сколько из уважения к старости. Ей ведь зачастую ничего не нужно, лишь выговориться.

– Что «теперь»?

– Измельчали словены. Растеряли злость, позабыли отвагу… И требы всё чаще петухами да козлятами кладут, не врагами – нет! Скоро совсем обмягчают, будут бескровно – хлебами да медами.

– И чего в этом дурного?

– Чего-чего… – волхв даже нахохлился. – Думаешь, бог войны тоже одним только хлебом наестся? Впрочем, не об этом… Ведь что, если поразмыслить, происходит?

– Мельчаем и мягчаем, – повторил Ловчан не без хитринки.

Зато старик был серьёзен, как секач, ведущий подсвинков на водопой.

– Не о том смеёшься, воин. В прежние времена при каждом капище жертвенный колодец строили. И врагов пойманных в ту яму бросали. Почему, думаешь, колодец этот с водой подземной соприкасаться не должен?

– Чтоб остальную воду не потравить, – отозвался Ловчан.

– И это тоже, – кивнул волхв. – Но главное в другом. По этой воде душа врага в Иной мир уйти может. А ежели нет воды, то душа тут, в колодце, останется. А что это означает? – ответа дружинника старик не ждал, сказал сам: – Значит, враг заново на свет Этот не народится. И коли не станут враги рождаться, некому будет земли наши разорять. Ну а ныне что словенский люд творит?

– Что? – подал голос Розмич.

– Просто так сечёт. А тела либо в землю закапывает, либо сжигает, либо вон… воронам на пир оставляет. И мало кто задумывается, что тем самым помогаем чужому племени! Пройдёт пара годков, и этот супостат как ни в чём не бывало обратно на Этот свет вернётся. А через десятка два с мечом к нам придёт.

– Ну… – протянул Ловчан, глаза блеснули озорством. – Тебе, дед, с кульдеем нашим поговорить надобно. Вы быстро общий язык найдёте.

– Кто таков? – оживился волхв.

Ловчан прыснул в кулак, а Розмич осуждающе покачал головой:

– Не слушай его, волхв. Глупости говорит.

– И всё-таки кто таков этот кульдей? – настаивал старик.

Розмич ответил нехотя. После случая на Онеге, когда ромейку пришлось за борт кинуть, рыжебородый Ултен весь мозг съел. Лучше бы песни свои кульдейские, про котов с монахами, пел… или молился. А по-волховски выходит, что пролив кровь гречанки в воду, ей как бы новую жизнь пообещали, вдруг – свободную и счастливую?

– Скотт из свиты Рионы, жены князя Олега. Он священник. Только не нашим богам поклоняется и не скоттским. У него тот же бог, что у ромеев.

– Распятый? Слышал, слышал… – старик усмехнулся, глянул на Ловчана с укоризной. «Вот ведь человек! С виду вовсе не тупой дружинник, – прикинул волхв, – а такую пакость затевал! С жрецом христьянским свести!»

– Христьяне вообще ничего в жизни не смыслят, – молвил он затем. – Говорят, всех врагов прощать нужно. От того и погибнут, помяните моё слово!

– Ултен по-другому думает. Уверяет, что рано или поздно весь мир новому богу поклонится. И словены тоже. Потому что этот бог всех без разбора любит. И женщин, и мужчин, и ромея, и хазарина.

Теперь старик и на Розмича глядел с подозрением. Но так и не понял, шутит воин или говорит всерьёз.

– Если словены Христу поклонятся – вымрут. И без того податливей хлебного мякиша стали. Куда ж дальше?

– По-твоему, прощать глупо?

Волхв насупился, обхватил руками плечи, будто под ярким солнцем холодней, чем во льдах. Сказал с великой неохотой:

– Обряды забывать – вот что глупо.

– Так ты поэтому в такую глушь забрался?

– Нет. – Голос старика прозвучал спокойно, но было в нём нечто особенное. Как показалось Розмичу – запредельное.

Глава 7

День выдался ясным. Солнце, хоть и взобралось на небосвод недавно, палило. Будто лето и не собирается покидать эти земли, будто осень не осыпала позолотой редкие лиственные дерева.