Невеста - Демина Карина

Ну да, только на этот раз мужской костюм и короткие волосы не спасли.

— Из-за молока все… она мне молока принесла. А я…

— Все альвы любят молоко.

— Да. И сливки. Папа, когда что-то не получалось, сливками утешался… и я тоже. — Эйо пошевелила пальцами. — Она мне целую крынку принесла. Холодное. Свежее. И сливки такие желтенькие…

И где тут было устоять?

Ей всего-то восемнадцать, чуть больше, но все равно слишком мало. Ей везло до этого дня, и она решила, что так и надо, что так всегда будет: если удавалось выживать вчера и позавчера, то получится и завтра.

— И на дно смотрела… есть способы понять по следу… — Эйо запнулась. — А потом вымертвень… я так устала, его уговаривая.

Ее начала бить мелкая дрожь, но Оден лишь крепче прижал к себе. Вода и вправду помогает, а значит, придется потерпеть. Урок жестокий. И нужный.

Для него в том числе.

— Дарина мне флягу сунула. Я не хотела, но она заставила выпить, а там — гиссова травка. Это как снотворное. Очень-очень хорошее… для альва. Только я ведь не совсем… думаю, она бы меня разбудила. Позже, потому что…

…невеста должна понимать, что происходит.

— Для тебя это дико, да?

— Да. — Оден перевернул ее лицом к себе. Холодная рыбья кожа, которую тянет согреть дыханием. — Я был на границе. Видел кое-что, разбирался, но до сих пор не понимаю.

— Правила другие.

Эйо не стала сопротивляться, когда он закинул ее руку себе за шею. И вторую положила, сцепила замком.

— Ваша сила идет от рода. От жилы. Вы сами превращаетесь… или вот жилу позвать можете…

…или вывести из глубины на поверхность, открыв для разработок.

Спустить ниже, затапливая дыры в скале.

Поднять тяжелое покрывало камня, расшитое драгоценными друзами. Вырастить кристаллы. И сшить разлом. Заставить живое железо служить — силой, волей или талантом.

— Альвы… они связаны с жизнью.

В Королеве Туманов жизни не было ни капли.

— И со смертью тоже, потому что смерть — это часть жизни. Мертвое кормит живое. А живое становится мертвым. Так было и так будет.

Зуб на зуб уже не попадает, но Эйо упрямо держится, позволяя воде очистить тело от яда.

— То есть тобой хотели накормить поле?

— Да. — Она выдыхает с облегчением, явно опасаясь дальнейших вопросов. Но тут же продолжает сама: — Альвы… женщины… они слышат мир. Это как вода, ее в мире много, но взять можно ту, что выходит на поверхность. Родник. Источник.

Вода живая. Вода мертвая.

Вода ледяная, и пора бы вытаскивать это чудо, пока вовсе не замерзло, но уж больно разговор интересный складывается.

— У альвов женщина — источник. Он внутри любой девушки. Растет. Зреет. И когда будет готов, то мир позовет…

Например, голосами грозовых птиц.

— Тогда девушке надо… пора… ты понял, да?

— Понял.

Все-таки альвы совершенно другие, и в самой их природе есть что-то извращенное.

— Чистая альва останется источником навсегда, а такая, как я… на время… на несколько минут. Или часов… но кровь скажется. Даже из такого источника можно зачерпнуть много силы.

— А убивать зачем?

— Чтобы забрать все, до капли. На поле выплеснуть. Или… еще куда-нибудь. В храме умели сохранять силу. Я подсмотрела ритуал, который настоящий. Это очень страшно… Ниору готовили, как на свадьбу. Мы все помогали… песни тоже пели, но другие, нежели здесь, радостные. Платье такое, что… я завидовала ей. Я старше, но меня не звала гроза. Я думала, что я совсем пустая. — Дрожит Эйо уже не от холода. — Грозы — это… это признак… до грозы тоже можно, но источник будет слабым, недозревшим. А после если, то…

…то силы будет, как в сотне молний. Кажется, так сказала королева Мэб.

— И я пробралась следом… мне хотелось посмотреть на жениха. А он… он делал ей больно. Нарочно. Чем больнее, тем сильнее отклик будет. Из нее сделали источник и сразу вычерпали до дна.

— Храма больше нет.

Вероятно, нет, Оден не знает наверняка, но вряд ли Стальной Король оставил бы подобное место нетронутым. Не из жалости к таким вот девчонкам, но чтобы не держать на своих землях чужих источников.

— Те люди на поле… они просто подражают.

Слабое оправдание. Но вовсе не люди занимали мысли Одена. Коснувшись мягкой макушки, от которой пахло почему-то молоком, он предложил: