Рим. Книга 1. Последний Легат - Врочек Шимун

– Спрячь эту… штуку куда-нибудь подальше и закажи мне сегодня новый шлем – полегче и попроще, – говорю я Тарквинию. – Еще мне нужны новые доспехи, и приготовь мазь – дурацкое железо опять будет натирать, уж я-то знаю. Как тогда, в Мавритании.

Старик кивает. Еще бы – он тогда был со мной, переносил все тяготы службы в Африке. Смешно. Помню, там, в Мавритании, любая молитва или даже проклятье не обходились без слова «Африка». Считалось, что если не вставить это название, то местные боги обидятся.

Тогда я был моложе. И мог есть вместо еды кашу из нарубленных железных гвоздей. Сейчас же…

– Тарквиний, – говорю я, – у меня ноет желудок.

– Это от здешней воды, господин Гай.

Конечно, от воды. То, что меня трясет с самого утра, тут ни при чем.

Я вытягиваю руки перед собой, растопыриваю пальцы. Жду. Проклятье! Пальцы начинают дрожать.

Так, туника с пурпурной полосой, обмотки, браслеты, поножи, панцирь – из серебра, сверкающий как молния. Меч в ножнах, обтянутых пурпурной кожей, на дорогой перевязи, кинжал, украшенный зелеными и красными камнями. Белый пояс с золотыми кистями – символ моей легатской власти…

Почти все готово.

Осталось решить, что мне надеть в лагере Семнадцатого. Вопрос вот в чем. Если я оденусь в доспехи, трибуны будут говорить, что я до смешного хочу походить на настоящего солдата – словно курица, вырядившаяся в павлиньи перья. А если останусь в сенаторской тоге, то начнут скрипеть зубами от злости – гражданский, мог хотя бы доспехи надеть…

Что лучше – смех или злость? Ну, тут выбор очевиден.

Тарквиний:

– И что вы решили, господин Гай?

Я трогаю челюсть пальцами. Она почему-то болит. Слишком сильно зевнул, что ли?

– Господин?

– Достань мою тогу.

– Парадную?

– Ни в коем случае. Самую обычную. Лучше даже чуть-чуть застиранную. Есть такая?

Дожидаясь, пока Тарквиний принесет одежду, я наливаю себе вина и начинаю пить, не разбавляя водой. Густое и кислое – сойдет. Оно течет по глотке прохладой.

Остаться самим собой – это правильно. Нужно их позлить.

Что бы сделал Луций на моем месте?

* * *

Из Ализона я выехал, когда совсем рассвело. От недосыпа все вокруг казалось хрустально чистым, отмытым до основания. Даже грязь на дороге словно вылеплена из глины – с особым искусством. В лужицах отражается светлеющее небо. Я люблю утро Италии. В Капуе, где находятся наши семейные владения, это самое благословенное время суток. Солнце еще не припекает, не жарко. И все такое свежее. Недаром говорят, что в это время земля касается

неба. Это время богов. Время, когда небо ясное до самого эфира.

Здесь же небо другое, низкое, несмотря на ясную погоду. Под копытами коня мягко стучит земля. Я оглядываюсь – даже воробьев еще нет. За мной едет молодой раб из дома Квинтилия Вара – мой проводник. Далее едут десять преторианцев – я вижу их коричневые плащи. Вообще пропретор не советовал мне путешествовать в одиночестве. «Германия становится цивилизованной, конечно. Но еще не все так хорошо, как может показаться на первый взгляд».

Я вспоминаю мычание коров и раскаты грома.

Меч, ударяющий в грудь германца… Красные бусины, рассыпающиеся… Нет, видимо, не так хорошо.

Конечно. Я кивнул тогда.

Судя по тому, как меня встретила Германия, я словно приехал выискивать ее язвы.

Жеребец из городских конюшен мотает головой. Я купил его вчера. Отправился сразу после обеда. Его зовут… неважно, как его зовут.

Луций прав. Вернее, прав Тит Волтумий, старший центурион, – полководец должен разделять тяготы со своими воинами.

Это правильно. Это – по-римски.

Ветер дует справа, теребит волосы у меня на лбу. Скоро я буду в легионе. Уже через пару часов.

Уздечка украшена металлическими бляхами. Я держу повод, плавно покачиваюсь в седле. Тут главное, поймать ритм движений бедрами – вперед-назад, в такт с бегом лошадиным копыт – движение характерное, можно кое с чем перепутать. Да.

Вслед за мной скачут десяток всадников – галлов из охраны пропретора. Услышав, что я хочу выехать в легион, Квинтилий Вар настоял на охране.

Я не самый плохой всадник. Вернее, для римлянина я вообще считаюсь хорошим наездником. Упражнения на Марсовом поле, выездка и прочее. А вот брату с конями не везло. Однажды своевольный конь сбросил его во время учебной выездки – и Луций повредил правое колено. И с тех пор прихрамывал. Ему тогда было лет двенадцать.