Ринсвинд и Плоский мир - Пратчетт Терри

Рон похлопал его по плечу.

— Лишний мужик на кухне нам всегда впору придется, — сказал он. — Главное, свисти, друг.

— Что ж, спасибо за предложение. Когда буду вынимать из коробки очерёдную салфетку, сразу буду вспоминать вашу Оперу, парни, но…

— Да вона он, вона!

По набережной бегом приближались тюремный караульный с капитаном местной Стражи. Караульный радостно размахивал руками.

— Эй, эй, будь спок, не надо никуда бежать! — прокричал он. — Мы ж те помилование несем!

— Помилование? — переспросил Ринсвинд.

— Точняк! — Караульный, тяжело дыша, остановился. — Подписанное… премьер-министром, — едва выговорил он. — Здеся сказано, что ты… хороший мужик, друг, а потому не надо… тебя вешать… — Он выпрямился. — Да мы ж теперь и не стали бы тебя вешать. Как можно! Самый зыкинский побег со времен Луженого Неда!

Ринсвинд пробежал взглядом строчки, выведенные на листке из разлинованного тюремного блокнота.

— О! Это очень приятно, — слабым голосом сказал он. — Хоть кто-то считает, что я не воровал эту проклятую овцу.

— Да не, все ж знают, что это ты ее стырил, — радостно сообщил караульный. — Но после побега, после тако-о-о-ого побега… А погоня? Синяк вот говорит, в жизни не видел, штоб кто-нибудь так драпал! Факт!

Стражник игриво ущипнул Ринсвинда за руку.

— Зыкински, друг, — ухмыляясь, сказал он. — Но в следующий раз тебе не удрать!

Ринсвинд пустым взглядом воззрился на указ о помиловании.

— То есть как? Меня помиловали за спортивные достижения?

— Будь спок! — воскликнул караульный. — И уже целая очередь из фермеров выстроилась. Каждый хочет, штоб в следующий раз ты стырил овцу именно у него. На что угодно пойдут, лишь бы про них тоже в балладе написали.

Ринсвинд наконец сдался.

— Ну что я могу на это сказать? — произнес он. — У тебя одна из лучших тюремных камер для приговоренных к смертной казни. А уж я их повидал. — Заметив восхищенное сияние их глаз, он решил: раз удача повернулась к нему лицом, то и он должен сделать кому-нибудь хоть что-нибудь хорошее. — Э-э… И одна маленькая просьба. Личного характера. Не красьте эту камеру. Никогда. Ради меня.

— Будь спок. А, да, чуть не забыл. Тебе на память. — С этими словами карауальный вручил ему маленький сверток в подарочной обертке. — Нам же она теперь не нужна, точняк?

Развернув бумагу, Ринсвинд обнаружил конопляную веревку.

— У меня нет слов, — признался он. — Как трогательно с вашей стороны было об этом подумать. Я обязательно найду ей массу применений. А это что… БУТЕРБРОДЫ!

— Узнаешь эту коричневую липкую хрень? Это ж ты изобрел! Короче, все парни ее попробовали, чуть сначала не блеванули, а потом за добавкой прибежали. Ну, мы и попробовали сварганить что-то подобное сами, — восторженно поделился караульный. — Я подумываю, не открыть ли собственное дело. Ты не против?

— Будь спок. Чувствуй себя как дома.

— Зыкински!

Пока Ринсвинд смотрел уходящим стражникам вслед, на причале появился еще один провожающий.

— Я слышал, вы отправляетесь домой, — сказал Билл Ринсвинд. — А может, останешься здесь? Я перемолвился словечком с твоим деканом. Он чертовски хорошо о тебе отзывался.

— Да? И что же он сказал?

— Что, если ты у меня будешь работать, мне крупно повезет.

Ринсвинд окинул взглядом блестящий, умытый дождем город.

— Предложение почетное, — признал он. — И все же… Не знаю… Все это — солнце, море, прилив и песок — не мой климат. Но все равно спасибо.

— Ты уверен?

— Ага.

Билл Ринсвинд протянул ему руку.

— Будь спок, — сказал он. — На праздник я пошлю тебе открытку и что-нибудь из одежды, которая мне все равно мала. А теперь пора в университет. Весь персонал на крыше: заделывает течи…

Так все и закончилось.

Еще какое-то время Ринсвинд сидел, наблюдая за тем, как на борт взбираются последние пассажиры. В последний раз он посмотрел на набухшую от дождя гавань. Потом поднялся.

— Ну, идем, — позвал он.

Сундук следом за ним двинулся по мосткам. И уже очень скоро они плыли домой.

Шел дождь.

Вода бурлила в древних речных руслах, а переполняя их, растекалась кружевом канавок и ручейков.

А потом опять шел дождь.

Почти в самом центре последнего континента стояла гигантская прокаленная десятитысячелетним жаром красная гора. Ныне она исходила паром, и со склонов ее низвергались водопады. А не-подалеку от этой горы росло дерево, и в его ветвях сидел маленький голый мальчик. Компанию ему составляли три медведя, несколько опоссумов, а также бесчисленное количество попугаев и один верблюд.