Битва за Кальдерон - Батчер Джим

Амара закатила глаза и собралась улыбнуться, но вдруг вспомнила слова Серай: «Разумеется, ты должна его оставить».

Она сделала глубокий вдох, надела на лицо маску сдержанного спокойствия и сказала:

— Я думаю, для всех нас будет лучше, если я перестану служить для вас отвлекающим фактором, ваша светлость. Ваши мысли должны быть заняты только исполнением вашего долга.

Бернард заморгал и, не скрывая изумления, посмотрел на нее.

— Амара?

— Прошу меня простить, граф, — вежливо сказала она и покинула строй, предоставив своей лошади возможность пощипать травы и дожидаясь, когда колонна пройдет.

Амара несколько мгновений чувствовала на себе взгляд Бернарда, но сделала вид, будто это ее не касается.

Она дождалась, когда проедут телеги, затем догнала огромного гарганта Дороги. Лошадь отказывалась находиться ближе двадцати футов от огромного животного, несмотря на все уговоры Амары.

— Дорога, — позвала она вождя Маратов.

— Тут я, — крикнул он в ответ и с интересом принялся наблюдать, как она сражается с испуганной лошадью. — Ты чего-то хочешь?

— Поговорить с тобой, — ответила она. — Я хотела… — Она не договорила: нависшая ветка ударила ее в лицо. — Хотела задать тебе парочку вопросов.

Дорога оглушительно расхохотался.

— Гляди но сторонам, а то тебе голову снесет и твой вождь Гай снимет с меня шкуру. — Он едва заметно шевельнул рукой и бросил ей веревку из плетеной кожи, которая повисла в пяти футах от земли. — Иди сюда, наверх.

Амара кивнула и передала поводья своей лошади ближайшему гольдеру. Затем она спрыгнула на землю и побежала, чтобы догнать гарганта Дороги. Схватившись за седельную веревку, она осторожно забралась на спину громадного животного, Дорога взял ее за руку своей громадной ручищей и усадил поудобнее.

— Итак, — пророкотал марат, снова поворачиваясь лицом к дороге. — Я вижу, Бернард съел не тот суп.

— Что? — удивленно моргая, спросила его Амара.

Дорога улыбнулся.

— Когда я был молодым и только взял себе женщину в качестве супруги, я проснулся на следующее утро, подошел к своему костру и поел супа, который там был. Затем я объявил, что это самый лучший суп, какой когда-либо готовила женщина для мужчины. Так, чтобы слышали все в лагере.

— Его сварила не твоя жена? — спросила Амара.

— Точно, — подтвердил Дорога. — Его сварила Хашат. И после нашей брачной ночи следующие семь дней я спал на земле около палатки, чтобы показать жене, что я сожалею.

Амара рассмеялась.

— Представить не могу, чтобы ты такое сделал.

— Я был очень молод, — сказал Дорога. — И очень хотел, чтобы она была со мной счастлива. — Он оглянулся через плечо. — Совсем как Бернард, который желает, чтобы ты была счастлива с ним.

— У нас все иначе, — покачав головой, сказала Амара.

— Иначе. Бернард не знает, что он съел не тот суп?

Она вздохнула.

— Нет, потому что мы не женаты.

— Вы супруги, — фыркнув, заявил Дорога.

— Нет, совсем нет.

— Вы спаривались, — сказал он терпеливо, точно разговаривал с маленьким ребенком. — Значит, вы супруги.

Амара почувствовала, что у нее пылают щеки.

— Мы… ну, да. Это было. Но мы не женаты.

Дорога оглянулся на нее и нахмурился.

— Твой народ ужасно любит все усложнять. Скажи ему, что он съел не тот суп, и покончи с этим.

— Бернард не сделал ничего плохого.

— Это ты съела суп? — спросил Дорога.

— Нет, — в отчаянии сказала Амара. — Никакого супа не было. Понимаешь, Дорога, Бернард и я… мы не можем быть вместе.

— А… — протянул Дорога, с озадаченным видом покачал головой и приложил руку к глазам, изображая повязку. — Я понимаю.

— У меня есть обязательства перед Гаем, — сказала Амара. — И у него тоже.

— А мне этот ваш Гай показался умным человеком, — сказал Дорога.

— Он и в самом деле умный.

— В таком случае он должен знать, что даже вождь не может управлять человеческим сердцем, не может ему приказывать, — заявил Дорога. — Если он в это вмешается, он узнает, что любовь всегда останется любовью, а он может только всех прикончить или отойти в сторонку. Тебе тоже следует это уяснить.

— Что уяснить? — спросила Амара.

Дорога приложил палец к голове.

— Голова ничего не может сделать с сердцем. Твое сердце хочет того, чего оно хочет. Голова должна понять, что она может только убить сердце или уйти с дороги и не мешать.