Томление - Сандему Маргит

Лив мягко сказала:

— Конечно, время рождения не играет особой роли. Но взгляните в лицо этого младенца, и вы все поймете. Как сказано в псалме? Он мягкий, добрый и мирный. Именно это сразу же приходит на память.

Остальные со всей серьезностью согласились с ее словами.

Конечно же, новорожденный был обыкновенным земным созданием. Но никто не мог отрицать, что его появление было как бы лучом света в их однообразной жизни. И многие из присутствующих подумали про себя: если бы младенца увидели Силье, Тенгель и Шарлотта!

Когда Ирья думала о том, какое сокровище теперь поручается ее заботам, ее охватывал страх. Как и все матери в мире, она впадала в панику, как только ее малыш начинал вести себя беспокойно. Ах, эти страхи молодой мамы!

Маленький Маттиас был крещен в один из холодных январских дней, а крестной его была бабушка Лив. Крестьянин из Эйкебю, необычайно гордый своей ролью дедушки, тоже присутствовал в церкви со своим многочисленным семейством и слышал, как нового барона нарекали его именем.

Собственно говоря, Сесилия должна была нести мальчика в церковь, но взрослые побоялись обидеть тем самым Кольгрима. Им не хотелось пробуждать в нем чувство ревности к младшему брату или вызвать скандал в храме Божием, где Кольгрим наверняка бы закричал во все горло. Однако сама Сесилия воспротивилась такому решению и взяла Кольгрима с собой в церковь. Он тихо стоял и играл себе возле купели, пока крестили Маттиаса.

Сесилия внимательно слушала господина Мартиниуса, совершавшего таинство крещения. Она, разумеется, видела его уже во время богослужения. И священник понравился ей. Это был высокий мужчина, держащийся с достоинством, и глаза у него были немного печальны. Голос его звучал проникновенно и мягко. Он кого-то напоминал Сесилии.

И только потом девушка поняла, что священник чем-то неуловимо похож на все того же Александра Паладина. Это сходство поразило ее. Ибо если она и хотела кого-то забыть поскорее, то это именно Паладина.

Но в молодом священнике было и еще что-то, что явно указывало на его внутренние, личные проблемы, которые он, по всей видимости, носил в себе и страдал от них. Может, это были трудности религиозного характера? Нет, она так не думала, ибо он не производил впечатления человека, неустойчивого в вопросах веры.

Сесилия раздосадовано размышляла про себя, удастся ли ей когда-нибудь избежать очередной встречи с мужчинами-невротиками…

Господин Мартиниус во время проповеди частенько поднимал глаза на Сесилию и встречался с ней взглядом.

Вероятно, это младшая сестра Таральда, думал он, — та самая, которая уехала в Копенгаген, когда сам он принял этот приход. Он не мог объяснить себе, почему ее присутствие воодушевляет его. Он чувствовал себя взволнованным.

Священник бросил беглый взгляд на жену, сидевшую на своем обычном месте и взирающую на супруга. Она строго насупилась. Да, сегодня он что-то разговорился своими словами, а Жюли любит, чтобы все было чинно и строго. Он попытался сосредоточиться на главном.

И снова взглянул на Сесилию, ощутив при этом смешанное чувство радости и воодушевления. Сесилия Мейден не была столь красива, как его жена, но она обладала незаурядным умом и обаянием!

Во время крещения младенца они стояли рядом. Буквы прыгали перед глазами господина Мартиниуса, а Кольгрим все время вертелся под ногами и здорово всем мешал.

Его младший брат, этот Маттиас, совершенно необычный ребенок, думал про себя священник. Он еще никогда не встречал такого мягкого взгляда у маленьких детей. Мягкого и понимающего взгляда, если вообще можно так сказать о грудном младенце. Да, священник был по-настоящему тронут этим ребенком.

Неужели оба брата могут оказаться столь непохожими по характеру?

Вот уж действительно, малыш Маттиас унаследовал от своих родителей все самое лучшее, тогда как его злополучный брат — только худшие их стороны. Но все также не могли не заметить, что внешность у Кольгрима делается все менее и менее безобразной и отталкивающей. Конечно, в его лице оставалось по-прежнему что-то гипнотизирующее, как и непонятный блеск в странных глазах.

Каждый, кто заглядывал в глаза Кольгрима, испытывал безотчетный страх, — сам не ведая, почему.

Все это время Сесилия очень много помогала им всем. Она частенько забирала Кольгрима с собой в Линде-аллее, освобождая таким образом Ирью и Лив. А дружила она больше всего с Тарье, ведь у них было так много общего.