Маг в законе. Том 2 - Олди Генри Лайон

– Верно мыслишь, куме! – всплеснул руками голова, перевернул пустой стакан и даже не заметил этого. – Но ежли кучер упрется – чем брать за глотку? А тут: вдруг народишко прознает, шо под боком у Цвиркунов кубло мажье?! шо сам князь-полковник то кубло покрывает! шо панночка у кучера в обучении, на ведьму – ведь могут и красного петуха пустить! Оно, конечно, потом власти гвалт подымут – да поздно будет! Сами же глаза закрывают, когда мажонков в куски рвут! А чем кнежская доця лучше?

– Так-то оно так, – урядник все еще пребывал в нерешительности. – Ох, куме! одно дело – ром таборный, или еще какая душа пропащая, мажья-бандитская, рожа уголовная; а тут – князь… Да и сложится дело: не приведи бог, вызнают, шо у нас с магом уговор – по головке не погладят!

Остап Тарасыч запутал усмешку в вислых, седых усах:

– Не погладят, Демиде! но и сделать ничего не смогут! Вот ты человек государственный, на службе, законы знаешь… Рассуди сам: за шо нас с сыновьями в острог сажать? Сами-то мы ворожить не будем?!

Демид Фомич согласно кивнул, не до конца понимая, куда клонит ушлый кум.

– …Сыновья наши, оболтусы, тоже ворожить не будут? – нет! И магии клятой их ведь никто учить не станет. Так ведь?

– Так, – снова кивнул Демид.

Кажется, до него постепенно начало доходить.

– А раз так, раз сами мы не ворожим, ворожбе не учимся, детей своих не учим, беззакониев не творим – за шо ж нас карать? Мы деток своих кровных честной грамоте-счету, уму-разуму да сметке торговой учим. Верно?

– Верно! Да только детки наши, ум-разум тоже наш – а передавать-то мажья морда станет…

– Кто знает?! кто поймет?! А и поймут – может, он изгаляется так, шутки над бедными людьми шутит! Или денег потом стребовать решил?! Мы-то почем знаем? Не было меж нами никакого уговора! Его, вражину, ежли провинился, в острог сажайте! а мы ни при чем!..

– Да и не дознается никто! – воодушевленно подхватил урядник. – Решат, шо хлопцы наконец за ум взялись! Верно говоришь, Остапе: поди, докажи! криминала-то нет! Не ворожбе учим! отцы мы родные! нет такого закона! А с князем… авось, обойдется. Кучер, ежли не совсем дурак – смекнет, шо к чему, согласится.

– От молодец, куме! уразумел! Слышь: Оксанка, свояченница твоя, на кнежской даче вроде как в услужении?

– Стряпуха. А шо?

– Шепни ей на ушко: пусть за панночкой доглядит. Будет ли с кучером тем видеться? как часто? как вести себя станет? Она ж, люди брешут, скаженая… Не получшает ли? нам с тобой про все знать треба, Демид.

– Шепну! непременно шепну! Ну ты и мудрец, Остапе! царь Соломон, даром шо без пейсов! а не выпить ли нам?

– Наливай!

За окном уже кричали петухи.

Над Цвиркунами медленно разгоралась заря.

Багровая, тревожная.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

ПО ДЕЛАМ РУК ИХ ВОЗДАЙ ИМ…

КРУГ ПЕРВЫЙ

ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДАЧНИЦЫ, ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДАЧНИКИ…

ПРИКУП

– Чего изволит пан офицер?

В кондитерской "Принцесса Греза", что на углу Гиевской и Тюремного переулка, бытовала прекрасная традиция. Здесь все, носящие форму, – даже ученики военно-фельдшерской школы, чьи погоны и впрямь при плохом освещении можно было принять за офицерские – мгновенно производились в "паны офицеры". Причем для этого отнюдь не требовалось ждать Высочайшего соизволения.

Улыбка одной из трех сестер Зарецких – Зоси, Яси или Марыси, – дочерей владелицы заведения, и производство в чин завершено.

– Два тирольских, Зосенька!

– Листовочки^[14]? на черносмородиновых почках?

– Да, Зосенька, пожалуй…

И когда, кокетливо оправив кружевной передничек, красавица унеслась исполнять заказ – лишь тогда обер-юнкер Павел Аньянич позволил себе на миг убрать с лица дежурную ответную улыбку.

В последние месяцы он замечал за собой исчезновение мимики. Все труднее становилось подмигнуть симпатичной барышне, лоб даже в минуты раздумий оставался девственно чистым, не желая комкаться морщинами; а улыбка появлялась скорее из приличий, чем от душевного расположения.

Это слегка пугало.

Впрочем, Павел Аньянич отмечал: если и пугало, то именно «слегка». Будущий облавной жандарм и должен быть таким: невозмутимым, хладнокровным, спокойным в самые тревожные минуты жизни. Видящим все насквозь, в подлинном свете; без туманных завирательств "эфирных воздействий".