Золотой ключ. Том 3 - Эллиот Кейт

— Пошлите сообщение маэссо Асеме, — попросил он Гаспара. — Мне нужно с ним поговорить.

Гаспар колебался некоторое время, прежде чем сказать:

— Вы ведь не простой человек, верно? Я слышал, как иллюстратор назвал вас доном Рохарио.

— Разве имеет значение, кто я такой? Матра эй Фильхо! Давайте не будем подозревать во всех грехах наших союзников, чтобы они не превратились во врагов.

— Конечно, это имеет значение, — ответил Гаспар. — Если вы и в самом деле сын Великого герцога, тогда именно вы сможете стать во главе движения либертистов.

Даже думать об этом Рохарио был не в состоянии. У него невыносимо болела голова.

— На самом деле я им буду нужен в качестве номинального главы движения, для важности. Вот что от меня потребуется.

— Я думаю, это зависит от силы вашего характера. — Гаспар улыбнулся ему с искренней симпатией. — Отдыхайте. Мы еще успеем поговорить — позже.

* * *

Той ночью кто-то поджег Палассо Юстиссиа на сокало Грандо. Из окна Рохарио видел зарево от полыхающего здания всякий раз, как только просыпался. Спал он очень, беспокойно. К рассвету пожар стих, но дым и низкие облака висели над Мейа-Суэртой весь день, словно отражая тревожное настроение, царившее в гостинице, на улицах, в целом городе.

Глава 74

На рассвете она мерила шагами свою камеру, отмечая про себя, что на диване лежит превосходное шелковое покрывало из Синны, стол и стул сработаны в Нипали, а единственная в комнате картина — весьма примечательный портрет еще совсем молодой Великой герцогини Мечеллы, председательствующей на празднестве Астравенты. Одна рука Мечеллы лежит на взъерошенной голове ее младшего сына Ренайо, а в другой она держит зеркало, в котором отражается звезда. Однако прекрасная работа кисти Кабрала была обречена висеть в задней комнате в результате запрета екклезии изображать вместе мать и сына, за исключением Матры эй Фильхо. И все же, если бы Кабрал имел Дар, подумала она, Грихальва не стали бы прятать такое чудесное произведение.

Вне всякого сомнения, Кабрал самый талантливый из всех живущих сейчас живописцев Грихальва. Элейна продолжала шагать из угла в угол. Может быть, не лучше молодого итинераррио Сарио, который приехал и уехал до того, как она успела с ним познакомиться. Элейна смутно помнила его по урокам в герцогской Галиерре десять лет назад: тогда он ничем не выделялся, но среди мальчиков, имеющих Дар, известны случаи, когда их гений проявлялся в более зрелом возрасте. Рисунки Сарио, сделанные им во время службы итинераррио, производили впечатление. Она была уверена, что этот человек способен понять, к чему она стремится.

Увы, Сарио Грихальва решил возобновить службу в качестве итинераррио. Андрее был слишком глуп и не сумел его удержать. Идиоты! Они не видят истинного искусства, даже когда оно оказывается у них под самым носом!

Эйха! Размышлять об этом бессмысленно.

Элейна продолжала расхаживать взад и вперед. Четырнадцать шагов на девять — такова была комната на третьем этаже, скрытая в лабиринте коридоров самой старой части здания. Диван, стол и стул, кровать и умывальник; вся мебель выполнена лучшими мастерами, но от этого тюрьма не перестает быть тюрьмой. Во всяком случае, она имеет возможность изучать полотно Кабрала. Граццо Матра — в камере есть окна! Днем здесь будет достаточно света, чтобы рисовать. Если они дадут ей бумагу и краски.

Как они намерены с ней поступить?

Фелиппо.

Что, если они снова собираются нарисовать ее портрет-покорность? Есть немало мужчин, которым нужна жена". Множество семей, разбогатевших за последние годы в Тайра-Вирте, почтут за честь ввести в свой дом невесту Грихальва, даже если она и бесплодна. К тому же ее сестра — любовница наследника.

Охваченная ужасом, Элейна принялась шарить в кармане своей юбки. Со вздохом облегчения нашла бумагу, карандаш и мел. Когда Гиаберто появился в гостинице, она не догадалась прихватить что-нибудь еще. Разгладив бумагу, стала торопливо писать, время от времени поглядывая на дверь. Каждый скрип половицы или далекие шаги заставляли ее вздрагивать. Скоро за ней придут.

Я Элейна Грихальва. Я художник. Я пишу сейчас эти слова, чтобы напомнить себе о том, кто я такая. Я Элейна Грихальва. Я художник. Я буду рисовать. Это дар, который я получила от Матры при рождении. В нем заключена моя жизнь. Можно верить Агустину, Беатрис и грандтио Кабралу, но больше никому. И еще Рохарио до'Веррада.