Невыносимое одиночество - Сандему Маргит

Медленно-медленно к нему подкрался страх.

— Нет, — прошептал Микаел, — не сейчас! Не сейчас! Я не решусь на это!

Он знал, что эти преследования подходят к концу. Знал, что уже больше ничто не сможет противопоставить этому. «Доминик… Мой сын Доминик!.». — отчаянно пытался он ухватиться за эту мысль. Об Анетте думать не было смысла: она выпадала из поля его зрения. Но сын… «Я нужен Доминику. Доминик нужен мне. Я люблю его, разве этого не достаточно, чтобы…»

Но это уже не помогало. Ничто уже не могло вернуть его назад.

Он подошел к концу своего Скорбного пути, пути страданий и мук.

Пришла тьма, великая тьма.

Чтобы не тревожить деда, Микаел торопливо вышел в соседнюю комнату.

Тьма была бесконечной, она заполняла собой все пустое пространство вокруг него.

То, неизвестное, было теперь рядом. Теперь он мог видеть его. Оно манило его и притягивало, притягивало и манило…

Микаел опустился на колени: приступ был таким сильным, что он не мог стоять на ногах.

Доминик…

Кто такой Доминик? Это слово, это имя ничего не значило для него. То самое значило для него все! Все, к чему он стремился!

Постепенно мгла и туман рассеялись. Он увидел вокруг себя удивительный пейзаж, яркие краски, услышал прекрасную музыку. Вокруг него было так красиво, что захватывало дух.

Доминик лежал в своей комнате без сна, пытаясь унять слезы, чтобы никто его не услышал.

На кровати отца спал Никлас. Хорошо, что Никлас был рядом, было так забавно лежать и перешептываться весь вечер.

Но теперь Доминик был так растерян, так подавлен!

«Мне нужно быть сейчас с отцом. Он нуждается во мне, он не должен оставаться один, он не сможет сопротивляться. Отец не должен быть грустным, это нехорошо. Но с ним дедушка, так что он не один. Но отец не справится без меня. Я не знаю, что это такое, но я чувствую в себе какую-то сосущую пустоту. Словно я чего-то испугался. Папа, милый папа! Ты не разрешаешь мне входить туда…»

Микаел очнулся. Он лежал на полу, совершенно измотанный, не способный даже пошевелиться.

Он долго лежал так, потом с трудом встал.

То самое победило! Борьба была окончена. Теперь он знал, что ему делать. Так мало отделяло его теперь от непостижимого.

Он достал из кармана порошок. Он долго хранил его там, делая вид, будто не знает об этом. Порошок этот вроде бы был ему и не нужен, но однажды, когда его рука не нащупала его через ткань подкладки, он безумно испугался. И когда он снова нашел его — а порошок этот застрял за подкладкой — он почувствовал такое облегчение, что у него даже подкосились ноги.

И вот он вынул его, набрал на кухне воды, растворил. Наконец-то! Наконец-то он сделал это! Закрыв глаза, Микаел сделал медленный вздох. Несказанный покой разливался по его телу.

Доминик? Это имя было ему совершенно незнакомо, он не знал никого с таким именем. Это имя было теперь за пределами его мира.

Он медленно побрел к деду. Лег рядом с ним на широкую двуспальную кровать. Аре на миг очнулся. Микаел взял его за руку. И старик снова погрузился в забытье, с радостной улыбкой на губах. Его любимый внук был рядом с ним — после стольких лет отсутствия.

И уже в полузабытьи Микаел услышал шум и хруст, сопровождаемый оглушительным треском.

Доминик, заснувший в своей комнате, вздрогнул во сне и проснулся. Он тоже слышал это.

«Это упала липа на аллее», — подумал мальчик и снова заснул.

13

Их нашли на следующее утро, мирно спящих рука об руку: старого патриарха и его долгожданного внука Микаела, сына Тарье.

Посадив с собой на коня Доминика, Андреас поскакал бешеным галопом в Гростенсхольм. Там он передал перепуганного Доминика служанкам, сказав мальчику, что его отец серьезно болен, хотя опасности особой нет. Говоря это, Андреас чувствовал себя негодяем, но ничего другого он придумать не смог. Он прихватил с собой Маттиаса и Сесилию, остальные должны были явиться позже.

Паладины жили в Элистранде, но в данный момент они оказались у Лив.

Маттиас быстро осмотрел обоих, лежащих на кровати.

— Дядя Аре мертв.

— Мы это знаем, — сказал Бранд. — Липа упала. А Микаел?

— Этого я пока не знаю. Он в глубокой коме. Даже если он еще и не мертв, я ничем не смогу ему помочь.

— Как это могло случиться?

— Думаю, он выпил что-то. Я видел кое-что на столе…