Лед и пламя - Сандему Маргит

С этим он уехал.

Разумеется, родители не могли не вспомнить свою домашнюю святую.

— Ах, почему с нами осталась не Сигне? О, это так несправедливо! — возносили они свои жалобы к небу, которое их обобрало.

Возможно, они не думали о том, что ранили Белинду. А, может быть, они так привыкли к ее покорности, что полагали, будто она тоже участвовала в этих сетованиях.

В супружеской спальне мать расстегнула корсет, так что воздух с шумом заполнил расправленные легкие и другие полости тела.

— Она, конечно, образумится, пожив у него какое-то время. Такой видный мужчина! И такой богатый!

— Гм, — произнес отец и спустил панталоны, так что рубашка пришла в движение. — Да, мы, естественно, подготовим свадьбу… Осталось всего три месяца траура. Девчонка ведь не понимает своего счастья!

— Вот именно. Но все устроится, как только она попадет туда. А то, что она будет там жить, вполне нравственно, потому что в доме ведь проживает мать нашего дорогого Герберта, Тильда, — говорила мать, вынимая из волос шпильки.

— В толк не возьму, что с Белиндой. Она ведь всегда была послушной! Это вообще на нее не похоже. Мне так стыдно!

— Она начинает становиться строптивой. Но мы, конечно, выкорчуем это из нее! Мать присела на край постели.

— Наша дорогая Сигне никогда бы не вела себя подобным образом. Она ведь была так счастлива иметь такого мужа.

— Ну, — крякнул отец, — она же немного жаловалась на его мать…

— Вовсе нет! Брак Сигне был превосходным!

Подразумевалось, что все, связанное с Сигне, было превосходным.

В своей комнате Белинда стояла на коленях со скрещенными руками.

— Милостивый святой Георгий, — молилась она. Она считала себя недостойной обращаться прямо к Богу Отцу или Иисусу. Но она нашла себе святого заступника в святом Георгии, потому что он был так прекрасен на виденной ею картине. В последний год у него был конь, темные волосы и короткий плащ. — Милостивый святой Георгий, спасибо за то, что я избежала замужества с господином Абрахамсеном! Он принадлежит только Сигне, и она была бы, пожалуй, сердита на меня, если бы я это сделала. Передай ей от меня привет и скажи, что я не сделаю этого. Она явно обрадуется! Святой Георгий, я просто не могу выйти за него замуж. Не только ради Сигне, но и потому, что он же был женат. Я этого не хочу. Потому что Сигне была моя сестра и… Нет, о чем это я? Будь добр, помоги мне справиться с уходом за ребенком Сигне! Я видела маленькую Ловису при крещении, и она была такой милой. Я не уроню ее, это я обещаю. И я буду аккуратной, как Сигне, помоги мне в этом. О, милостивый святой Георгий, спасибо за то, что я снова попала в волость Гростенсхольм! Здесь было так чудесно. Передай Господу мой привет и благодарность!

Затем она забралась в постель и задула свечу, довольная этим днем, несмотря ни на что.

2

Винга стояла в большой столовой Гростенсхольма у окна и смотрела на деревню. Ее белокурые волосы поседели, а глаза были, пожалуй, не такими ясными, как прежде. На ее лице лежала печать усталости и грусти. К ней подошел Хейке. Он был тоже седым, пышная грива волос отливала синеватой сталью. У него была роскошная борода, придававшая ему вид патриарха. Он был статным и еще сильным, но скрыть возраст было невозможно, и Хейке, видимо, и не думал об этом. Они дожили до 1848 года, ему шел теперь семьдесят пятый, а Винге семьдесят второй год.

— Ты опять глядишь на Элистранд? — мягко спросил он.

— Да. Знаю, что мы не могли сделать ничего другого. Но видеть, как орудует этот Абрахамсен, ужасно. Взгляни туда вниз! Еще одна площадка у моря готова для строительства дома!

— Да, — сказал Хейке. — И мы не можем ничего поделать. Но ведь ты знаешь, что в Элистранде очень много земли, непригодной для обработки. Пока он довольствуется для своих стройплощадок ею, мы будем страдать молча. Но как только он доберется до пашни и лугов, будем протестовать.

— Стол накрыт, — послышался за их спиной немного грубоватый голос.

Они обернулись и пошли к столу. За столом их было только трое — они вдвоем и их внук Вильяр, двадцати восьми лет от роду.

Вильяр не был похож на Людей Льда. Правда, он был брюнетом, как и многие из них, но этим он был обязан своей матери Сольвейг и людям из Эльдафьорда. Глаза Вильяра сильно выделялись из-за черных бровей и ресниц. Над глазами была глубокая морщина, так что кудри казались очень выпуклыми, а сами по себе они были совсем темными. И среди этой черноты сияли глаза льдисто-голубого цвета, довольно необычного для Людей Льда. Лицо у него было худощавое, с глубокими вертикальными морщинами на щеках и с высокими скулами. Губы улыбались редко, рот был прямым и очень мужественным, но не особенно приятным из-за своей жесткости. Однако он был, конечно, видным мужчиной, со своими черными кудрями и стройной статью! Но на большинство людей он действовал отталкивающе. Его ледяная молчаливость была пугающей.