Смех дракона (сборник) - Олди Генри Лайон

Он бросился к ней, обнял, прижал к себе. Они стояли долго-долго, и близкая ночь медлила, глядя на этих двоих. Наконец она высвободилась: осторожно, чтобы не обидеть его.

– Садись ужинать. Мясо стынет. Голодный, небось?

– Не то слово! – преувеличенно бодро кивнул он.

И они уселись в плетеные кресла, занявшись мясом, вкусным до умопомрачения, поглядывая друг на друга, а потом Лика вдруг прыснула – наверное, у него был очень смешной вид – и оба начали хохотать, долго, взахлеб, едва сумев остановиться. В ту же секунду оба поняли, что наелись до отвала, что им надо сказать друг другу очень много, прямо сейчас…

Только никто не знал, с чего начать.

– Тебе Игорь Федорович привет передавал, – вспомнил он.

– Спасибо. Он ведь…

– Да, пять лет уже.

– Слушай, Нелька тебе тоже кланялась!

– Так ведь и она…

– Ага. Зимой, в автокатастрофе. С мужем.

– Земля пухом… – не подумав, сморозил он.

– Так ведь и мы, Вик…

– И мы…

Издалека, из такого далека, о котором и помыслить страшно, в тишину вторглась гитара. Ей вторил голос – знакомый, с легкой хрипотцой, пробирающий до самых… Что есть у души внутри?

• …И понял я, дыша неровно:
• Тянули мы не те концы,
• Ковчег наш был ладьей Харона,
• А мы – живые мертвецы…

– Не казни себя, Вик. Забудь.

– Не могу. Я и так почти ничего не помню. Забывать – в моем положении это непозволительная роскошь.

Когда мир стал таять, он не удивился.

И не испугался.

Приближение 5-е

РАБОТА

– …Мне вас порекомендовали, как специалиста. Помогите! На вас единственная надежда!

Длинноволосый парень – он мысленно окрестил его "художником" – был лет на десять младше и на голову выше. Блуза-косоворотка, штаны из вельвета, пузыри на коленях. Умоляющий взгляд – сверху вниз, а кажется, что снизу вверх.

– Не волнуйтесь. Я сделаю все, что в моих силах.

– Она… Она ушла от меня!

– Куда?

– На улицу. К этому чудовищу! Скорее!

Они бежали через анфиладу залов. Фрески, роспись, мебель на львиных лапах. Позолота, бархат штор, бронза канделябров – настоящих, не таких, как на седьмом этаже "айсберга". Роскошь противоречила затрапезному облику парня.

"Так вот ты какой, внутренний мир," – с издевкой подумал он.

И запретил себе отвлекаться.

– Как ее зовут?

– Виолетта.

– Красивое имя. (Черт, какая банальность! ) Что с вами произошло?

– Я… мы… Мы оказались в странном месте.

– Здесь?

– Нет. Мы ничего не помнили. Кажется, был пожар. Горел дом, мастерская, картины. Мои картины!

"Надо же! Угадал насчет художника…"

– Я крикнул ей: беги! – а сам стал снимать картины со стен. Надо было вынести их на улицу. Я и подумать не мог…

– Она сгорела?

– Задохнулась. Там было очень много дыма. Я не знал! Я выносил картины… Правда, они все равно сгорели. Вот, осталась одна…

Художник в отчаянии тряс холстом, свернутым в трубку.

– Я себе не прощу! Картины… Пропади они пропадом!

Сейчас они неслись длинным коридором. Под ногами скрипел паркет. Из боковой двери выскользнула молодая женщина в платье, открывавшем плечи и спину. В ее прическе белел венчик лилии. Женщина улыбнулась им – и с разочарованием вздохнула, когда они промчались мимо.

За стеной пели:

• – Выходят дамы из галерей,
• Неся в волосах цветы.
• А он никогда не увидит Эль-Рей –
• И не увидишь ты…

«Ну, это мы еще посмотрим!» – с веселой злостью подумал он.

Темная лестница. Крутые ступени, ледяной чугун перил. Дверь на улицу взвизгнула, жалуясь на судьбу. Он сразу увидел Виолетту. Миниатюрная брюнетка зябко куталась в плащ. Шляпка с легкомысленной вуалеткой оставляла лицо в тени. На мгновение показалось: перед ним – Лика. Сердце зашлось, кровь ударила в виски; и – отпустило.

Нет, не она. Даже не похожа.

Спутник, стоявший рядом с Виолеттой, выглядел персонажем безумного карнавала. Ребристая "кираса" из папье-маше, рельефно выступают белые ребра; маска-череп закрыла лицо. Черные с серебром лосины, ботфорты со шпорами, плащ до земли. Не слишком высокий, спутник казался огромным.

Пространство вокруг него ежилось и отступало в тень.

– Не подходи ко мне, чудовище!

Слова Виолетты были обращены не к спутнику в маске. Художник споткнулся, как если бы налетел на стену, и едва не растянулся на булыжнике мостовой.