Имя мне — Легион - Желязны Роджер

— Ты или решил пошутить над смертью, или глупее, чем выглядишь.

— Глупее? А интересно, почему?

Он рванул газеты, которые были в руке, зашуршал ими и нашел заметку, которую сунул мне в нос.

— Потому что мерзавца, который это учинил, схватили. Вот почему!

Я прочитал заметку. Простой, краткий — в несколько строк — последний сегодняшний выпуск. Подозреваемый признался, новые доказательства подтверждают это. Убийца арестован. Это вспугнутый грабитель, который потерял голову и ударил хозяина чересчур сильно, и не один раз. Я перечитал сообщение еще раз.

Я кивнул и протянул газету обратно.

— Видишь, я извиняюсь. Я действительно этого не знал.

— Давай отсюда, — ответил он. — Уматывай.

— Ладно.

— Погоди минутку.

— Что?

— Та маленькая девочка, что отворяла дверь, его дочка.

— Примите мои извинения. Я сожалею.

— Я тоже. Но я уверен, что ее отец не трогал твою проклятую машину.

Я кивнул и зашагал прочь.

Дверь за моей спиной захлопнулась.

После обеда я устроился в маленькую гостиницу, заказал выпивку и пошел под душ.

Все мои дела показались вдруг куда менее срочными, чем раньше. Сенатор Брокден, несомненно, порадуется, услышав, что его первоначальная оценка событий была ошибочной. Лейла Закери показала мне улыбку типа «я же вам говорила», когда я вызвал ее, чтобы сообщить последние новости — то, что, как я чувствовал, я обязан был сделать. Теперь, когда степень угрозы значительно снизилась, Дон мог оставить мне задание позаботиться о роботе, а мог и отменить. Я полагал, все зависело от того, как на это смотрел сенатор. Если необходимость моего участия в этом деле будет менее настоятельной, Дон мог решить, что пора переложить мои обязанности на кого-нибудь из своих, не столь высокооплачиваемых работников. Я слегка присвистнул. Я чувствовал, что даже немного расстроился из-за этого.

Позже, с выпивкой в руке, я помедлил, прежде, чем набрать номер, который он мне оставил, и решил для порядка позвонить в мотель в Сент-Луисе. Просто для очистки совести — а вдруг там есть какая-нибудь весточка, чтобы дополнить мое сообщение.

На экране появилось лицо женщины, его осветила улыбка. Интересно, а всегда ли она улыбается, когда заслышит звонок или этот рефлекс в конце концов исчезнет, когда она уволится? Дежурная улыбка утомляет, мешает жевать резинку, зевать и ковырять в носу.

— Отель аэропорта, — ответила она. — Чем могу быть полезна?

— Это Донни. Поселился в комнате 106, — пояснил я. — Я ушел почти сразу же и хочу узнать, не передавали ли вам что-нибудь для меня.

— Минуточку, — сказала она, покопавшись в чем-то слева. Да, — продолжала она, сверившись с бумажкой, которую достала. — Есть одна магнитозапись. Но немного странная. Она не совсем для вас — вы должны передать ее третьему человеку.

— О? И кому?

Она назвала имя, и мне понадобилось все мое самообладание.

— Понятно, — сказал я. — Я позвоню ему попозже и проиграю запись. Спасибо!

Она еще раз улыбнулась, кивнула на прощание и отключилась.

Итак, Дэйв-таки раскусил меня в конце концов… Кто же еще мог знать этот номер и мое настоящее имя?

Я мог сказать слово-другое и получить то, что он хотел мне передать. Но я не был уверен, стоит ли ее прокручивать по каналам связи — не осложнит ли это и без того нелегкую мою жизнь. Я хотел лично удостовериться — и чем скорее, тем лучше — что имя мое будет стерто.

Я как следует приложился к бокалу, а тут прибыл и сверток от Дэйва. Я проверил его номер — точнее, их было два — и потратил минут пятнадцать, пытаясь до него дозвониться. Неудачно.

Ладно, прощай Новый Орлеан, прощай, придуманный мир. Я позвонил в аэропорт и забронировал место. Затем я допил все, что осталось, привел себя в порядок, собрал свой маленький багаж и снова покинул гостиницу. Привет, Центральный…

Во время всех моих ранних полетов в этот день я проводил время, размышляя насчет идеек Тейлхарда Чардина, насчет продолжения эволюции в царстве машин, противопоставляя тезису о неустановленных способностях механизмов, играя в эпистемиологические игры с Палачом в качестве пешки, удивляясь, размышляя, даже надеясь — надеясь, что правда ближе к наиболее приятному, что вернувшийся Палач вполне здоров, что на самом деле убийство Барнса было чем-то таким, что кажется совершенно случайным, что провалившийся эксперимент на самом деле был вполне успешным, в некотором роде — триумфом, новым звеном в цепи бытия… И Лейла не была полностью обескуражена, принимая во внимание возможности этого нейристорного мозга… И теперь меня беспокоили мои собственные дела — самые душевные философские рассуждения, говорят, не очень помогают против зубной боли, если она мучает именно вас.