Киран. Право воина. Книга вторая - Звездная Елена

Преодолев стометровку секунд за десять, я упала на колени, обняла черномотанку и как завою:

— Помогитеееее, меня все убииииить хотяяяят!

В зале зашумели. Растерявшаяся гадюка неловко попыталась меня отодвинуть, но какой там:

— Вы единственная справедливость на Иристане! Вы свет надежды всех верующих! — про верующих не ведаю, зато красиво звучит. Ну а теперь лесть водопадами. — Вы самая справедливая власть на планете… Помогитяяяяяя, убивають!!!

Вопли и причитания не помешали мне совершить величайшую гадость — смазать ее обувь моим новосотворенным клеем, под прикрытием попытки облобызания. Ловкость рук и судорожные движения, вроде как обнимающие ноги «самой справедливой власти на планете», позволили мне как открутить колпачек, так и активно извазюкать подошвы ее обуви (что эйтной осталось не замеченным), так и ноги, для чего собственно я под юбку залезла и голени обмазала, торопливо выдавливая все из тюбика. Но едва ведьма почуяла неладное, я вскочила, выяснив, что мы с ней одного роста, я вновь опять полезла обниматься, сопровождая все это визгливыми воплями:

— Вы моя последняя надеждаааааа! — «а» тянула долго, ровно секунд пять, пока распыляла флакончик с неподдельными феромонами… спецом на сухие ладони старухи постаралась. Что радует — эта гадость при попадании на кожу не ощутима, потому как не влага — эйтна и не заподозрила ничего. — Я не беременнаяяяяяяя!

Мстительно провыла, и вот после этого я моментально отпрянула на пять шагов, замаскировав столь быстрое ретирование, имитацией попытки упасть, для чего якобы и отступила, пытаясь вернуть равновесие. Поймал меня Нрого, его руки я сразу узнала, он же и возмущенно вопросил на весь зал:

— Киран, твой отец солгал мне?

С этого момента, театр перестал принадлежать одному актеру, и теперь мы выступали дуэтом.

— Да! — патетично воскликнула я.- Но моя любовь к тебе, воин Нрого, не позволила скрывать истину!

— Тшакарра, — почему-то выдал папандр.

Так как в процессе своего отступления, я сравнялась с ним, Нрого и Аром, мои слова: «Все только начинается, папочка!», услышали только они. Нрого обнял крепче и прошептал:

— Умничка.

— Еще рано хвалить, — прошептала я, пользуясь тем, несомненно, приятным фактом, что личико мое до самых глаз прикрыто, — пусти, начинаем вторую часть представления.

А дальше я бухнулась на колени, вновь протягивая руки к эйтнехассаш, даже слезу пустила и понеслось:

— Мой коварный отец отдал приказ главе клана МакОрат, и тот, в слепом подчинении своем убил дитя великого хассара Шаега, нанеся удар в мой плод!

— Что?! — взревел Нрого.

Папик простонал, а я жалела в сей миг лишь об одном — что рожу его не могу увидеть, но ничего — хватает увеличившихся втрое очей эйтны-хассаш.

Прифигевшая от такого черномотанка, потрясенно опустилась на кресло… практически упала. И взгляд ее был такой ошарашенный, она даже на своих охранниц невольно оглянулась. Ну-ну… духи сейчас смешаются с молекулами ее ДНК, затем начнется самое интересное. А пока следует просто потянуть время.

— Воздайте виновным по справедливости! — мой визг пронесся над всем залом, отразился от сводов и вернулся неясным эхом. — О мое убиенное дитя!

И я зарыдала. С рыданием не особо хорошо вышло, даже как-то фальшиво, хотелось бы погромче, зато расслышала:

— Если факт удара был, это вызов на бой, хассар Айгора! — взревел Нрого.

— Если в ней что-то и было, то не твое, хассар Шаега, — значительно тише ответил отец, так чтобы только Нрого и услышал.

И вот тут Нрого преподнес сюрприз:

— А доказательства? — и добавил. — Ваш единственный свидетель мертв.

И плакать мне расхотелось. Стремительно обернувшись, я уставилась на Нрого, тот, видя мою злость по поводу смерти Наски, едва слышно произнес:

— У меня не было выбора, Киран, — заметил, как у меня глаза сузились и добавил. — Прости.

А на меня такая апатия накатила. И в глазах слезы и на Нрого смотрю, а понять его поступок не могу совсем. Зачем он так с Наской, зачем. И вдруг поняла, что действительно заплакала, только на сей раз уже безмолвно и по-настоящему. Мне даже все равно стало, что там дальше будет с эйтной-хассаш, да и предстоящее веселье утратило всяческую привлекательность, мне было просто грустно, горько и как-то безразлично уже все на свете.