Кроусмарш - Калбазов Константин

Наконец дослушав наставления, падре вскинул арбалет и выстрелил. Болт, пролетев расстояние не больше двадцати пяти шагов, глубоко вошел в дверь кузни, расположенной как раз напротив. Присмотревшись, Андрей обнаружил в двери еще пять болтов. Надо заметить, что о какой-либо кучности говорить и не приходилось, но по меньшей мере все пять торчали в двери, что было весьма неплохим результатом, если вспомнить, что в начале обучения подавляющее большинство крестьян не попадало в щит и с полутора десятков шагов. Бывали случаи, когда болты втыкались в землю буквально в паре шагов от стрелявшего, а иной раз летели по такой замысловатой траектории, что Тэд даже запрещал кому бы то ни было находиться на одной линии со стрелявшим, располагая всех у него за спиной.

– Ну вот, уже значительно лучше, теперь приклад был нормально прижат, и вы не зашибли себе плечо.

Падре на это замечание только коротко кивнул, с маниакальным упорством взводя арбалет. Было видно, что дается ему это с трудом, так как в руках у него был пехотный образец, с полным комплектом стальных планок, рассчитанный на взрослого – читай, сильного – мужчину.

– Падре, что это вы удумали? – Андрей даже не пытался скрыть своего возмущения и раздражения вкупе с удивлением. Он ни на минуту не забывал о святом отце, а потому недвусмысленно высказал ему свое решение. Падре должен будет находиться на первом ярусе западной башни, в безопасности, и заботиться о раненых, которых будут сносить именно туда.

– Учусь стрелять из арбалета. Неужели не видно?

– Но, падре, мы, кажется, договорились, что ваше место возле раненых. Каждый должен заниматься тем, что хорошо умеет.

– А как же крестьяне и женщины?

– Это вынужденная мера. А потом кто лучше вас сумеет позаботиться о раненых?

– Ничего. До того как появятся первые раненые, я успею сделать несколько выстрелов, а они не будут лишними. Яков говорит, что у меня неплохо получается, – закончил он на бодрой ноте и, наложив болт, кинул довольный взгляд на гиганта.

Посмотрели на бывшего каменотеса и Андрей с Джефом, причем их взгляды разительно отличались от взгляда падре, так как ничего хорошего ему не обещали. В ответ на немой укор тот только виновато потупился, гулко вздохнул и слегка развел руками.

– Падре, не обижайтесь, но, по-моему, долг священника состоит не в том, чтобы сеять смерть, а как раз наоборот, – вновь попытался образумить старика Андрей.

– Пастух должен пасти свое стадо, – задумчиво проговорил священник, затем резко вскинул арбалет и выстрелил. Удовлетворенно кивнул и закончил уже бодрым голосом: – А иногда отгонять волков. – Гордо вскинув подбородок, он перехватил арбалет за цевье, после чего удалился в сторону лестницы, чтобы подняться в башню, унося с собой и оружие, и никто не смог бы сейчас лишить его арбалета, в который он вцепился как в последнюю надежду. При этом он ничуть не выглядел комичным – весь его вид говорил о достоинстве и несгибаемости, не портили картину и голые худые ноги, словно две палки торчащие из-под подоткнутой рясы: падре, как говорится, производил впечатление.

«Нет, ну чисто священник из голливудского «Патриота», вот только я не Мэл Гибсон и шансов на хеппи-энд у нас значительно меньше. Надо бы предложить ему рясу с разрезами спереди и сзади, ну и штаны какие-никакие, как у покойного падре Томаса, – все удобнее. О чем это я? На хрен! В тыл! Подальше в тыл!»

– Надо же, попал. – Задумчивый голос Джефа отвлек Андрея от его мыслей, и он бросил взгляд на дверь кузницы. Последний болт угодил точно в среднюю доску, на уровне груди взрослого человека. Что и говорить, выстрел был удачным.

– Яков, разве здесь стрельбище? Ты что, хотел, чтобы новичок с арбалетом угодил в кого-либо из проходящих мимо и пролил кровь еще до появления орков? А не скажешь ли, сколько пунктов из наставлений Джефа ты сейчас нарушил? – вкрадчиво поинтересовался Андрей.

– Все, – потупившись, признал гигант.

– Хорошо, что ты это осознаешь. После боя подойдешь к Джефу – он придумает для тебя наказание. – При этих словах на лице ветерана появилась зловещая улыбка, а Яков даже слегка побледнел. Разительное отличие от той радостной улыбки возле орочьей крепости, да и могло ли быть иначе: до возвращения из того похода бедный каменотес, который, казалось, испробовал в своей жизни уже все, вдруг осознал, как он недооценивал Джефа и сколько всякого интересного тот еще имел в своем арсенале. О том, что они могут и не пережить сегодняшнего утра, Новак упоминать не стал. К чему? Человек должен иметь надежду, чтобы видеть смысл в борьбе.