Леди Ёлка - Тройнич Яна

Я села в позу лотоса, закрыла глаза и начала погружаться в темноту.

Сначала передо мной мелькает какая-то странная птица, а потом из туманной дымки появляется всадник…И человек, и конь застыли в абсолютной неподвижности, лишь клочья тумана медленно плывут над землей… Всадник смотрит в мою сторону и чего-то напряженно ждет… Не дождавшись, разворачивает коня и медленно удаляется. Стука копыт не слышно, все происходит в абсолютной, какой-то сюрреалистической тишине… И когда он уже почти скрывается вдали, я вдруг ясно понимаю, что он не должен уйти. Он дорог мне, я не могу его потерять. Я пытаюсь остановить его, кричу, но он не слышит или не хочет слышать. Я бегу за ним, но догнать не могу. Он исчезает, растворяется в тумане…

Я открыла глаза и почувствовала, что вся дрожу. Все было, как наяву. Вот только лица мужчины я разглядеть не смогла. Но на Геннадия не похож точно… И я вдруг поняла, что не выйду замуж за Геннадия. Не хочу…

Ну вот и появилась хоть одна положительная сторона этой поездки!

Солнце стало клониться к горизонту, и я поспешила набрать веток для костра. Натаскать валежника надо было как можно больше, чтобы хватило на всю ночь. Может быть, хозяева этих мест увидят костер?

К вечеру стало прохладнее. Я уже несколько раз сбегала за ветками — на земле их было много, только пришлось надеть свитер, чтобы не оцарапаться. Когда я направлялась за дровами в очередной раз, из-под моих ног что-то метнулось. Я невольно вскрикнула. А если это змея? Я панически боюсь змей. И вдруг увидела, что из кустов на меня глядит какое-то недоразумение: большие крылья, массивная вытянутая голова, как у ящерицы, но с острыми зубами, приземистое тело с короткими кривыми ногами. И глаза… Глаза, от которых невозможно оторвать взгляд. Они то сверкали изумрудами, то меняли оттенки, как огни неоновой рекламы…

Несмотря на странный вид, зверюшка производила трогательное впечатление. Наверное, это детеныш. У меня появилось ощущение, что существо усталое и очень голодное. Я понеслась в палатку: «Чем же его покормить?» Попробую дать чипсы… Когда я вернулась, чудо сидело в той же позе. Я осторожно подошла и бросила чипсы на землю. Глаза сверкнули, голова отвернулась. Бог мой, он еще и гордый! Я почему-то поняла, что брошенную на землю еду он не возьмет. Но как его накормить? Еще оттяпает руку, зубы-то вон какие.

Все-таки жалость победила. Я протянула пищу на ладони. Чудо деликатно стало есть, с любопытством посматривая на меня. Накормив детеныша, я пошла к себе, пообещав, что скоро его найдут родители. Сама я встретиться с ними не жаждала. У нас во дворе как-то свили гнезда вороны и ходить там стало практически невозможно. Они, охраняя своих птенцов, камнем падали сверху и наносили прохожим удары своими стальными клювами. И это были всего лишь птицы. А здесь детеныш с небольшую собаку. Представляю его маму и папу. Если решат, что это я утащила их ребенка, мало не покажется. Я пошла к палатке, думая об этом странном существе, похожем на дракончика из детских сказок. Увы, на Земле драконов нет. А если и были, давно вымерли.

Я оглянулась, чтобы еще раз посмотреть на «чудо в перьях», вернее, в чешуйках. А это чудо шлепало за мной, путаясь в кустарнике и опираясь на крылья. Мне показалось, что глаза его молили не оставлять его одного.

Я вернулась, взяла зверушку на руки и понесла на берег. Детеныш успокоился и положил голову мне на плечо. А у меня вдруг появились нежные чувства к этому малышу. «Ну вот, два одиноких сердца на этом пустынном берегу нашли друг друга», — с пафосом подумала я.

Мне показалось, что зверенышу холодно, и я разожгла костер. Такой реакции я от него не ожидала: детеныш не отрываясь смотрел то на огонь, то на меня, даже грудь его стала сильнее подниматься. Глаза сделались еще ярче, отражая свет костра. Через некоторое время его дыхание стало горячим.

Я испугалась, что малыш перегрелся, и пощупала его нос. Нос был теплый. Правда, каким он должен быть, я не имела представления. И я решила, что раз детеныш в восторге от огня, то пусть наслаждается теплом. Мы сидели у костра, пока он не потух. Малыш положил голову мне на колени и уснул. А я гладила ему веки и нос (остальные места покрывала колючая чешуя) и шептала: «Славный ты мой, хороший, никому я тебя не отдам. Даже твоим непутевым родителям. Вот бестолковые — сумели потерять ребенка. А сейчас пойдем спать, давай я отнесу тебя в палатку». Детеныш приоткрыл глаза, сверкнул на меня своими изумрудами и сладко засопел. В палатке я укрыла его своим свитером, надула матрас, легла и закрыла глаза.