Армагеддон был вчера - Валентинов Андрей

Зря, в общем-то, косился — уж чего-чего, а сочувствия он не дождался. Наоборот, Ерпалыч прямо-таки брызгал слюной на ворот своего знаменитого кожуха из тибетской далай-ламы, и каждый волос встопорщенной бороденки старика излучал негодование.

— Рукоблуды! — бушевал Ерпалыч. — Художнички хреновы! Мазилы-изобразилы! Руки-ноги за такую афишу! Кисть по самые гланды! Холстом по морде!..

Народ вокруг вяло толпился и подначивал Ерпалыча на новые словесные подвиги. Пора было вмешиваться — пусть старого ругателя в нашем районе каждая собака знает, и ни один служивый сроду не потянет Ерпалыча в кутузку, и по шее ему никто не даст, а кто даст, того живо пьянчужки местные вразумят… Не в этом дело. Просто после таких выступлений Ерпалыч на скамеечке часа два отходит, воздух ртом хватает, сердобольные бабульки его чаем из термоса отпаивают, с валерьянкой пополам. А однажды, когда Ерпалыча в нашем дворе приступ трепал и вокруг никого, кроме нас, растерявшихся студентов-третьекурсников, так помню я: Тот из стены вышел. Мы врассыпную, а Тот подошел вперевалочку и лапу корявую Ерпалычу на лоб положил. Враз старика отпустило, а Тот-исчезник постоял минутку и опять в стену спрятался.

Мы тогда еще тряслись, что он Ерпалыча с собой заберет; кукиши ему издалека крутили, как полагается, хотели штаны спустить да голые задницы показать для умиротворения… не успели.

Так обошлось…

Раздвинул я толпу, послал кого надо куда надо и беру Ерпалыча за плечи. Худой он оказался, чисто скелет в кожухе! — а пошел сразу, словно ждал, что его кто-то увести отсюда должен.

— Пошли, Ерпалыч, — говорю, а сам с ним уже за угол сворачиваю, — чего зря разоряешься?! Мужик ты у нас грозный, это все знают, а что Икар на афише рожей не вышел, так это нам без разницы, ты только поскальзываться не вздумай, у меня у самого ботинки скользкие, не удержу я тебя, Ерпалыч…

— Алик, — бормочет старик мне в ухо, — вы же умный парень, Алик, вы же книжки пишете… это же символ, Алик, нельзя же так!.. Опасно это, Алик, а у нас вдесятеро опаснее…

— Нельзя, — соглашаюсь. — Никак нельзя и даже опасно, ни к чему символ поганить, крылья ему косо пририсовывать… да ты ноги-то переставляй! У меня крыльев нету…

Он тут как вцепится в меня, как тряхнет! Ну, думаю, здоров старик — а он чуть ли не хрипит:

— Нету! Нету крыльев! Нету и никогда не было! Не было крыльев! Не было!..

Я руки его костлявые от себя отрываю, соседям киваю — все в порядке, мол, сам справлюсь!

В первый раз, что ли?!

— Как это, — отвечаю, — крыльев не было?! Ты, — отвечаю, — Ерпалыч, говори, да не заговаривайся! Любой дурак знает: Дедал крылья изобрел, себе и сыну Икару присобачил, потом улетели вместе… Ты чего, Ерпалыч?

Говорю, а сам себя полным кретином чувствую: на улице, в снегу по уши с Ерпалычем о крыльях Дедаловых спорю! Кому сказать — не поверят!

— Дурак-то знает! — кричит Ерпалыч. — Дурак знает, потому что он — дурак! Не было крыльев, Алик! Это не Дедал крылья придумал — это ты ему их придумал! Ты да Овидий! Вот вам!

Завелся я.

Не выдержал.

— Какой Овидий?! При чем тут Овидий?! Тоже мне, нашел виноватых — меня с Овидием! Делать нам с Овидием больше нечего — крылья твоему Дедалу придумывать!

— Не было крыльев! — У Ерпалыча аж опять слюна на воротник клочковатый потекла. — Не было! Парус был, Алик! Парус! Парус он изобрел, косой парус для маленьких суденышек! И на двух парусных лодках ушел вместе с сыном с Крита! А гребной флот Миноса не догнал их! Вот, выкусите!.. Дураки вы с Овидием! Дураки! Афиши вам рисовать!

Вот тут я ему и поверил.

Считайте меня кем угодно, плюйте мне в лицо — поверил. Стоят два психа на улице, снег метет, век на дворе даже стыдно сказать какой — а я Ерпалыча за пуговицу беру и нежно так:

— Пошли, старик, ко мне в гости. Чайку выпьем…

— Нет, — шепчет Ерпалыч, а сам зимний-зимний такой, белеет просто на глазах, — пойдемте, Алик, лучше ко мне. И еще… У вас деньги есть, Алик?

— Есть, — говорю. — Деньги есть. Сейчас я на угол в магазин сбегаю… ты домой иди, а я мигом…

2

За водкой я ходил неожиданно долго. Дело, в общем, не в водке — две бутылки перцовки я взял сразу, на углу, как и собирался. Сначала хотел выпендриться, «Менделейки» купить: дорогущей, с голограммой самого Преподобного Димитрия на этикетке, при нимбе, бороде и улыбке архипастырской. «Менделейка» у нас в основном идет на экспорт, за бугор; но спасибо родному ликеро-водочному! — и о своих земляках печется, не забывает. Впрочем, почти сразу я устыдился тщеславия суетного, решил не выпячивать грудь и взял перцовой «Олдевки», посчитав из каких-то соображений, что Ерпалыч должен любить именно крутые напитки, пусть даже и с утра. Собственно, это даже не перцовка, а жгучий бальзам о семнадцати компонентах («Семнадцать мгновений весны», — шутили любители), но и собственно перца там — то ли пять, толи шесть видов, включая экзотический «Chilli-Black».