Время одиночек - Каменистый Артем

С таким же успехом мог и со стеной поговорить: черный громила не ответил, молча попер вперед. Не торопясь пошел – не так, как кретин Хоги. Уверенно пошел – отшвыривая с пути перевернутые табуреты и перешагивая через лужи горящего масла, что пролилось из светильников. Дойдет и убьет. Голыми руками убьет.

Три трупа за вечер – репутации трактира хана.

Дальше Пуго на некоторое время отключился. А как не отключишься, если в твоем заведении вдруг ударил гром. Настоящий гром – будто молния над ухом сверкнула. Вроде бы перед этим громом парнишка как-то хитро крутанулся и вроде бы махнул рукой как-то нехорошо. А может, и не было этого. Трудно вспоминать – уж больно сильно громыхнуло. И отбросило Пуго назад, на спину, а там он уже не мог ничего видеть – стойка мешала.

Грохнуло второй раз, яркая вспышка ударила по глазам, заставила зажмуриться. Из пивной бочки вырвало кран, холодная струя ударила прямо в лицо. Как раз кстати – сделав хороший глоток, Пуго рискнул приподняться.

В зале было темновато: все светильники поразбивало. У стены и по центру разгоралось разлитое масло, в его пламени Пуго разглядел тело черного постояльца. Пуго сразу понял – он мертв. Ну не может человек дымиться, будто сырое полено в очаге, и быть при этом живым. Да и запашок очень нехороший – будто цыпленка в огне спалили.

В дверях толкались разбегающиеся посетители и постояльцы. На такой фейерверк стража быстро пожалует, а со стражей народ местный общаться не любил. А Пуго куда деваться? Не бежать же – заведение-то его… так что не было печали…

Выбравшись из-за стойки, Пуго сорвал с ближайшего окна занавеску, подержал ее под струей хлещущего пива, кинулся забивать пламя, пока пожар тут не уничтожил то, что пощадил проклятый мальчишка. Огонь уже успел разгореться и ушел неохотно, заставив Пуго от души надышаться едким дымом.

Убедившись, что языков пламени больше нет, Пуго отбросил занавеску, кашляя и умываясь слезами, вырвался на улицу. Согнулся на крыльце чуть ли не вдвое, закашлялся еще сильнее, пытаясь прочистить легкие. Желудок тут же скрутило судорогой. Инстинктивно, стараясь не наблевать у дверей своего заведения, Пуго просеменил вперед, склонился над сточной канавой – и только тут разрешил утробе очиститься.

Отплевываясь, распрямился, покосился влево. Ну что за день – угораздило его именно сюда блевать приползти! Репутации трактира и так хана пришла, лужа блевотины у дверей дела бы уже не ухудшила.

Оба посетителя, заработавшие стрелы в первые мгновения заварухи, лежали у канавы. Один был мертв – не может человек остаться живым, если ему пробило голову. Второй, очевидно, сумел дотащить его сюда, несмотря на свою рану. Но здесь его силы иссякли – уложив голову убитого себе на колени, мужчина плакал. Плакал страшно – с хрипом, с кровавой пеной. Так плачут перед уходом – умирая.

Страшный плач.

По мостовой зацокали подкованные сапоги – к умирающему и мертвому подошел убийца. Остановившись возле канавы, в шаге от своих жертв, парень бледно улыбнулся и нежным, тихим голосом спросил:

– Элмарен, ты узнаешь меня?

Умирающий с трудом приподнял голову, глянул слепо, непонимающе.

– Вижу, что не узнал. Посмотри внимательнее.

Убийца наклонился, отбросил капюшон, рассыпав по плечам водопад длинных светлых волос.

– Посмотри. Хорошо посмотри. Ты умираешь, но там, куда ты попадешь, ты должен помнить о том, кто тебя туда отправил. И ты будешь знать, что это только начало.

Элмарен дернулся, упал на бок, захрипел, с неописуемым ужасом глядя на убийцу, с натугой простонал:

– Хэ… Хе… Хэеллен… отродье… ты-ы-ы…

Стон перешел в бульканье, изо рта хлынула кровь, началась агония.

Убийца, вернув капюшон на голову, будто в воздухе растворился. Исчез во тьме. Дело это нехитрое – ведь фонарь над входом тоже разбило, а из-за туч ни звезды, ни луна, ни Шрам не достанут.

Пуго и сам не понял, что его дернуло шагнуть лишних два шага и склониться над телами. Наверное, интуиция. Не так выглядели эти парни, не так. Не бывало здесь таких никогда. Не то с ними что-то… совсем не то…

Потянувшись к умирающему, медленно поднял капюшон. Не веря своим глазам, крепко зажмурился, взглянул еще раз. Убедившись, что зрение не обманывает, нервно икнул, на грани слышимости потрясенно прошептал:

– Зайцы… мать их… Зайцы… Хана мне теперь…

Встав, Пуго, шатаясь, потопал в сторону ворот. Он, конечно, не надеялся, что сможет уйти из города. Не уйти ему – его же первого искать теперь начнут. Трактир, будь он неладен… Но и оставаться здесь он тоже не мог.