Женщина с берега - Сандему Маргит

Шли годы. Нетта преуспевала. Мать умерла.

И настал день, когда Нетта вдруг обнаружила, какой пустой была ее жизнь.

Она задумчиво сняла шляпу, украшенную гроздью искусственных вишен. Впервые за много лет она внимательно посмотрела на себя в зеркало.

Она выглядела ужасающе старой со своим висящим на шнурке лорнетом! Уж лучше бы она носила его в карманном футляре. А волосы…

Она осторожно распустила их по плечам, высвободила шею из тугого, высокого воротника.

Вид у нее был просто плачевный! Стареющая женщина, совершенно лишенная шарма!

Она торопливо принялась готовить еду, вытирая пыль со стола и с полок в своем маленьком, одиноком жилище.

2

Ему так и не удалось проследить родословную Петры Ольсдаттер, поэтому он занялся поисками Эгиля Холмсена, отца ребенка.

Адрес у него был.

К несчастью, Эгиль Холмсен женился, и ему пришлось беседовать с его молодой женой. За ее подол цеплялись двое маленьких детей, она снова была беременной. Андре было трудно заставить себя бередить такую старую рану, как история с Петрой. Он просто не знал, как к этому подступиться и поэтому сказал, что желает узнать кое-что о своем родственнике от ее мужа. Он дома?

Вид у нее был удивленный и немного напуганный, но она подтвердила, что муж ее работает на чугунолитейном заводе.

«По-прежнему, — подумал Андре. — Да, да, люди теперь цепляются за свою работу изо всех сил, поскольку это единственный источник существования».

— Он работает в должности мастера? — спросил Андре, считая, что за тринадцать лет тот должен был продвинуться по службе.

Женщина робко улыбнулась.

— Мастера? — сказала она. — Разве он может быть мастером? Он, как всегда, стоит у плавильной печи…

Стало быть, никакого прогресса у Эгиля Холмсена не наблюдалось. Нет, и в тот раз, когда Петра ждала от него ребенка, он тоже не проявил особой инициативы. Он просто зачал этого ребенка, и этим все ограничилось. А потом? Склонился перед волей родителей. Стал считать Петру падшей женщиной…

Андре не испытывал теплых чувств к этому неизвестному ему Эгилю.

Лучше всего было бы посетить его на рабочем месте, его молодая жена не должна была страдать из-за его прошлых прегрешений или слабостей.

На чугунолитейном заводе был как раз обеденный перерыв, так что Эгиль Холмсен смог выйти к нему.

Лицо Эгиля Холмсена, покрытое копотью, потом и сажей, было не лишено привлекательности, выдавая вместе с тем человека безответственного и легкомысленного. Казалось, ничто в этом мире не вызывало у него интереса. То, что работа на чугунолитейном заводе не делала человека богатым, Андре понял сразу, увидев дом Холмсена, но ведь можно было что-то сделать…

Нет, он не имел права осуждать других.

Эгиль Холмсен ему явно не нравился.

Поэтому его голос звучал более агрессивно, чем он сам того желал, когда стал излагать цель своего посещения.

Вкратце изложив суть дела, он добавил:

— Ряд признаков свидетельствует о том, что ребенок, которого родила Петра Ольсдаттер, принадлежал к моему роду. Теперь я должен выяснить это, поэтому мне хотелось бы узнать больше о вашем происхождении и о происхождении Петры.

— Зачем вам это? — равнодушно и кисло произнес Эгиль Холмсен.

— Речь идет о наследстве, — сухо ответил Андре. В глазах Эгиля Холмсена зажегся огонек. Это был первый признак жизни, замеченный в нем Андре.

— И что же это за наследство?

— Я пока не имею права говорить об этом. Мне нужно сначала найти наследников.

Он уже понял, что возможность получить деньги располагает людей к разговору.

Теперь литейщик смотрел на него почти с интересом.

— Как вы смогли узнать об этом? Андре заранее предвидел этот вопрос.

— Тело ребенка имело определенные отличительные признаки, — сказал он, — которые встречаются только у представителей нашего рода. Вы позволите мне задать вам несколько вопросов относительно вашего происхождения?

— Да, да, — почти нетерпеливо произнес тот. Держа наготове записную книжку, Андре спросил:

— Как звали ваших родителей и где они жили?

Ответ последовал незамедлительно. Названные имена ничего не говорили Андре, но он все же записал их вместе с адресом. Отец его уже умер, в живых осталась только мать.