Девятый - Каменистый Артем

– Все, господин страж, в Талле даже курицы не осталось. Про курицу он, гад, наверняка специально сказал – не забыл.

* * *

Опять поскрипывает седло и покачивается мир – я еду верхом. И опять никаких неудобств при этом не испытываю – как пить дать вранье все про мозоли и потертости. Одни положительные эмоции – даже пешком после такого ходить не хочется.

Место мое не абы где, а в авангарде – при отряде конных дружинников, возглавляемых Арисатом. Второй, аналогичный по численности, отряд замыкает колонну; есть еще маленькая группка приблизительно в центре. Сто семь телег растянулись, наверное, километра на два – мы очень уязвимы для нападения. Хорошо, что наш противник активен лишь в темноте, – иначе мог бы трепать нас почти безнаказанно. Хотя как сказать – ополченцы у бакайцев категорически не признают пацифизма. В кольчугах, кожаных доспехах, изредка в простеньких стеганых куртках, обшитых местами железными и роговыми пластинами, с разнообразными шлемами на головах; при щитах, копьях, топорах, у некоторых даже мечи, и луков хватает. Около четырех сотен очень даже боеспособных мужиков – из них две с половиной сбиты в три организованных сотни. А вот с остальными неудобство – разобщены сильно по своим телегам: в куче на марше возничих не удержишь.

Обещания Арисата начали сбываться – я сейчас будто свадебный генерал: ничего не надо делать, кроме как сидеть с умным лицом. Назначенный обозный старшина с несколькими помощниками оперативно решают вопросы с поломавшимися повозками, сварами возничих, потерянными подковами, заторами, столкновениями и прочими проблемами. Сам Арисат взял на себя охрану и разведку. Больше пока делать вроде и нечего, так что я рутиной не занимаюсь – с чистой совестью любуюсь окрестностями.

Любоваться, если откровенно, особо нечем. Едем пока что по дороге – местами вся в колдобинах от давно засохшей грязи; местами, когда проходит через сосновые боры, песочек, усыпанный засохшими иголками хвои. Частенько встречаются звериные следы – благодаря обучению даже немного в них разбираюсь. Лисы, зайцы, косули, ежи, мелкие кошачьи или куньи; чуть пореже – олени, кабаны, волки; еще реже – лоси и медведи. Иногда попадались оттиски солидных кошачьих лап и чего-то совсем уж непонятного – будто крокодил пробежал или анаконда проползла. Дичи, похоже, здесь хватает. Странно – если верить полученной информации, погань просто обожает уничтожать все живое. Или это касается лишь человека и всего, с ним связанного? Да и топтыгина того ожившего забыть не могу – если здесь тоже так происходит, то лес должен просто кишеть «зверозомби». Однако обилия нечисти не наблюдается. Или спонтанное перерождение возможно лишь в особых местах вроде того острова? Остается лишь гадать…

Часто жалею, что меня приняли за стража. Имей я статус, допустим, дурачка безобидного – можно получать информацию, не опасаясь подозрений в некомпетентности. Но что вышло, то вышло… Вот и пользуюсь теперь урывками, домыслами, отрывочными сведениями. Наверняка меня за странного типа уже держат – невозможно не выдать своей некомпетентности.

Впереди светлеет очередная опушка. Наверное, большая поляна, или опять выехали к лугу – двигались параллельно все той же реке.

Река и впрямь показалась далеко справа – она здесь огибала очень даже приличный холм, обезображенный следами земляных работ и остатками сгоревших сооружений. Недоуменно повернулся к Арисату:

– Руины явно не древние – что здесь было?

– Церковь это наша… бывшая…

– Погань сожгла?

– Нет, после резни зимней оставили без присмотра, и в грозу молния попала.

– А почему не присматривали?

– Да тут такое было… Священник наш не один пришел – с парой послушников и пятеркой мужиков приписных, причем четверо семейных. Из ордена святой стражи ему семь солдат дали при боевом капеллане. Отряд мал, да крепок. Церковь всем миром ставили, как и стену, а потом они уж сами остались, потихоньку обживаясь. До сих пор не понимаем, как беда случилась, – охотников мало ведь было: всего семь тварей. Но подчистую вырезали церковников – и священника, и мужиков, и семьи их, и солдат, и капеллана. Лишь жена капеллана осталась – занемогла она накануне и в бане протопленной спала. На шум вышла и сумела добить клевцом последнюю тварь – ту из последних сил муж ее подрубил и сам сразу упал. Жене тоже досталось – от пинка предсмертного отлетела, головой о стену приложилась сильно. Поутру дозор следы заметил и нашел ее без памяти, на теле мужа лежащей. Забрали в городок и выходили, остальных погребли. Ничего – ожила со временем, только молчаливая сильно стала. Вы ее знаете – Йена. Жаль ее – совсем молоденькая, и красавица, мужа любила сильно, да и он тем же отвечал. И на тебе… Кто после такого останется за всем присматривать? Видали, сколько здесь нарыто? Готовили место под боевой монастырь – для десятка священников, – да так и не дождались. Место здесь хорошее: камень хороший под боком – годится и на стены, и на известь; глина рядом; обороняться удобно. Сэр Флорис Талль здесь ставить хотел, да священник уперся – себе загреб. И получилось – ни церкви, ни нам не досталось… обидно.