Люди меча - Прозоров Александр

— Мы атакуем караул у тропы, врываемся в лагерь и отвлекаем внимание на себя. Вы скачите следом, вдоль кораблей, и кидаете в них факела. Нам нужно хоть пару запалить, от них остальные займутся. Понятно вам, мужики? Покидать все факелы на корабли и тут же скакать обратно.

— А сеча как же? — поинтересовался феофановский Митя, взятый им себе в дружину из Поддубья.

— Сегодня сеча не про вас! — отрезал Батов. — Еще нарубитесь…

Как ни странно, но ответ боярина несколько успокоил паренька, хотя от предчувствия грядущей битвы у него все равно по всему телу постоянно бегали мурашки. Однако после пяти дней непрерывной голодной скачки, в которую вылилось для Дмитрия начало войны, вступать еще и в единоборство с врагами — для него оказалось бы непосильной ношей. А подскакать, покидать факелы и повернуть назад: это дело нехитрое.

— Ур-ра-а-а! — послышалось со стороны лагеря, весь отряд пришел в движение, торопясь вперед. Митя поскакал вместе со всеми, сперва ничего не видя из-за подступающего к тропе кустарника — но тут вдруг вырвался на простор, промчался шагов сто, и только тут сообразил: он в самом стане врага! А лоймы — вот они, слева. Заблаговременно зажженные факелы пылали в левой руке, и он принялся метать их на корабли, стремясь попасть туда, где свалены корзины и какие-то бочонки.

Факелов-то всего пять: раз, два, три, четыре…

До пяти паренек досчитать не успел: грудь словно ожгло кнутом. Он выронил последний факел, испытывая острое чувство обиды: за что кнутом-то?! Сполз с седла и распластался под ногами у коня, глядя голубыми глазами в серое дождливое небо.

Феофан же, заметив какое-то шевеление за палатками, пустил две стрелы в ту сторону, а потом, уже ясно разглядев бегущих с мушкетонами латников, поворотил коня и дал ему шпоры: все, что хотели, они уже сделали.

В несколько прыжков гнедой домчал его до тропы, галопом помчался по узкой дороге — боярин не хотел закрывать дорогу тем, кто отступает следом на ним. На рысь он перешел только когда тропа, свернув с прибрежного косогора, растворилась в широкой талой воде. Проехав еще с пару сотен саженей, он поднялся на взгорок и спрыгнул на землю, тут же отпустив подпругу. Потом взял коня под уздцы и принялся ходить с ним по кругу, помогая восстановить дыхание. Вскоре начали подъезжать и другие бояре: Батов с окровавленной рукой, Михайлов, Ероша, Хавьюг с залитым кровью лицом. Некоторые возвращались поодиночке, некоторые — небольшими отрядами. Но продолжалось это недолго… К тому времени, когда боярский сын Старостин пустил коня попить воды и повесил ему на морду торбу с овсом, стало ясно, что бояре Иванов и Аваров, новик Рапейкин, назад уже не вернуться… На берегу Невы, напротив Орехового острова, остались одиннадцать бояр и четыре десятка смердов, среди которых феофановские Дмитрий и Захар.

— Где там Зализа? — вздохнул, подойдя ближе, Васька Дворкин. — Шестой день, как тревога поднялась. Когда с силой исполченной подойдет? Сколько нам тут еще малым числом упираться?

— А найдет лагерь-то наш?

— Найдет, конечно, — кивнул Василий. — Чай, не первый год порубежником службу несет. Места здешние знает, и куда вставать удобнее в этих местах догадается.

Однако весть от опричника пришла совсем не та, что ожидали давние друзья. В присланной на следующий день с феофановским Семеном грамоте Зализа требовал немедля свенский лагерь в покое оставить и спешным маршем к крепости Ладога со всем ополчением идти.

* * *

— Есть! — неожиданно стукнул кулаком по столу фогтий Витя Кузнецов и откинулся на спинку кресла.

В тишине библиотеки грохот показался оглушительным, и его друзья недовольно подняли головы:

— Чего шумишь?

— Я нашел, ребята! — он встал и сладко потянулся. — Нелечка, Игорь, я наконец придумал, как нам свалить с этого чертового острова не с позором, а с хорошим прибытком.

Самые худшие из предположений Виктора не сбылись — глухого бойкота островитяне объявлять им не стали. Одноклубники и оставшиеся с ними епископские слуги могли безбоязненно покидать замок, входить в город и выходить из него, покупать еду и вино. Но вот никаких податей и сборов платить им никто не собирался. Старейшина Аренсбурга вежливо сообщил, что по обычаю налог вносится после служения господином епископом мессы в городском соборе, ближние дворяне с усмешкой ответили, что ждут пояснений господина о порядке выплаты нового сбора, и просили передать ему пожелание здоровья. Никто не проявлял к захватчикам враждебности — но с присвоенного острова они не могли собрать ни единого сантима.