Колдуны и капуста - Уланов Андрей

Малыш вспомнил сбивчивые фразы перепуганного туземца о корабле мертвых, зловещем черном крейсере. «Большая каноэ духов тьмы»... А не был ли шаман Фуатино более искренен со своим соплеменником, нежели с заезжими коротышками?

Ответа на этот вопрос Малыш получить, разумеется не рассчитывал — но... то ли ему почудилось, то ли и впрямь ветер завыл в снастях как-то по-особому злобно и насмешливо ?

Что-то светлое мокро шлепнулось о палубную доску, завозилось... Уин едва не подпрыгнул, но все же сумел удержать рвущийся наружу отчаянный вопль — и был вознагражден за это парой секунд позже, когда разглядел наконец, что среди канатов и бочонков бьется не щупальце, а крупная летучая рыба.

Небо над головой полукровки светлело с каждой минутой. И все ярче становился алый отблеск над горизонтом — словно чаша фонтана, в которую струится кровь из перерезанного горла ребе...

Малыша передернуло. Выпустив на миг штурвал, он поежился, старательно растер ладонями щеки и лишь затем вновь повернулся к восходу. Нормальный розовый цвет... точь-в-точь как у бутонов в любимом горшке достопочтеннейшего Корнелиуса Криппа. И откуда только взялось это бредовое сравнение с кровью?

А мигом позже его достало всерьез! Словно волной захлестнуло, накрыло и властно потащило прочь. Схватившись за виски, гном упал на колени... поднялся... медленно подволакивая ноги, словно несвежий зомби, двинулся к трапу — черному провалу, из которого победно звучал неслышимый и непреодолимый Зов.

С трапа он едва не свалился, лишь в последний момент кое-как уцепившись за брус. Выпрямился, опустился было на четвереньки, но, пройдя несколько шагов, передумал и выпрямился вновь.

В трюме для ценных грузов было темно — даже для гномьих, привычных к пещерному сумраку глаз. А пальцы слушались Малыша еще хуже, чем ноги, — полукровка истратил полкоробка спичек, прежде чем керосиновая лампа затеплилась огоньком, попытка же накрыть его привела лишь к осколкам стекла на палубе. Впрочем, свет лампа давала и без стекла.

По-прежнему двигаясь медленно, словно сомнамбула, Малыш начал раскидывать штабель шелка. Рулон за рулоном с глухим стуком падали на доски, раскатывались, а полукровка, бездумно сминая сапогами драгоценную ткань, нагибался за следующим.

Он перекидал почти три десятка рулонов, когда под очередным тускло блеснуло нечто, явно непохожее на шелковую гладь. Доска. Длинная широкая доска, покрытая темным лаком — нервно пляшущий язычок лампы отражался в ней, будто в зеркале. Сбросив вниз еще пару рулонов, Малыш наконец сообразил, что именно он видит.

Гроб.

Лакировка сыграла с Малышом дурную шутку — как он ни старался поудобнее ухватиться, мокрые от пота пальцы раз за разом скользили по гладкой и холодной, словно лед, поверхности. Успехом увенчалась лишь тринадцатая по счету попытка — да и то частичным. Гроб оказался куда тяжелее, чем предполагал Уин, и потому вытащить его гному удалось лишь на две трети. Затем пальцы полукровки единогласно решили, что на сегодня поработали более чем достаточно, и разжались.

Примерно с полсекунды гроб покачался в неустойчивом равновесии, после чего опомнившиеся законы механики все же принудили его к подчинению — повисший в воздухе край пошел вниз и с четким стуком ударился о палубу. От удара крышка слетела, и Малыш Уин встретился взглядом с находившимся внутри гроба существом.

Глаза существа, словно два дешевых китайских фонарика, горели мрачным багровым пламенем.

Хохотала тварь абсолютно беззвучно — в этом Малыш готов был поклясться где и чем угодно. Равно как и в том, что от этого хохота едва не выпрыгивали из пазов доски палубы под его ногами, а сверху летели облачка трухи. Затем смех резко оборвался. Поверх узких бескровных губ матово блеснули белые полоски выдвигающихся клыков — и столь же белая, словно целиком вырезанная из кости, рука с быстротой атакующей кобры метнулась вперед, сдавив горло гнома ледяной гарротой.

Краем затухающего сознания полукровка все же успел углядеть, как торжествующий оскал бледной маски внезапно сменяется гримасой крайнего удивления. В следующее мгновение смертельная хватка разом ослабла, и тварь, все еще продолжая удивленно пучить глаза, вывалилась из гроба и неловко, боком шлепнувшись о палубу, застыла посреди шелковых равнин.

— Вот за что я особенно уважаю изделия фирмы «Винчестер», — Бренда Ханко неторопливо обошла гнома и, упершись сандалией, развернула тварь лицом вверх, — так это за их приклады!