Выбор Невменяемого - Иванович Юрий

Наконец он не выдержал долгого молчания, прокашлялся и спросил:

— Ну так что, ты решилась?

— Нет… — Губы Мальвики тронула загадочная улыбка. — Но я, кажется, придумала гораздо лучший выход!

Зажатая в правой руке тяжеленная зеркальная дверка уже прошла в замахе полпути, когда несущийся вперед Невменяемый наткнулся взглядом на огромные невинные глаза. Причем глаза детские!

Из-за портьеры выглядывала его дочь Паула!

Но хуже всего обстояло дело с дверкой шкафа, которая, набирая разгон, должна была вот-вот сорваться с руки и отправиться в полет. Фактически тело само сработало, не успев задействовать мозг для соображения: ладонь просто вовремя не разжалась, выдранная для таранного удара плоскость прокрутилась еще на девяносто градусов по дуге и только потом сорвалась из вывернутой руки. Грохот удара о стену одной дверки совпал с грохотом упавшей на пол другой вместе с телом. Зеркальное покрытие разбилось вдребезги, и оставалось только удивляться, что острые осколки сыпанули в одну сторону, к стене. Но лодыжка «ловкого» воина так крепко впечаталась в деревянную основу, что он прерывисто застонал, катаясь по полу и расширенными от боли глазами пытаясь рассмотреть комнату сквозь красную пелену.

В противовес Великому Герою, малышка повела себя совсем неадекватно. Она практически не обратила внимания на пролетевшие у нее над головой простыни, даже не вздрогнула при грохоте ударов, звоне битого стекла и сдавленных, но довольно громких стенаниях, а когда рассмотрела, что ей ничто не мешает под ногами, бесстрашно двинулась вперед. Подойдя к замершему в нелепой позе Кремону, заглянула ему в глаза и чисто по-детски посочувствовала:

— Тебе больно, да?

— У-у-у… е-э-а-а-а… — сквозь рвущийся стон попытался выдавить из себя пострадавший. И тут же получил утешение.

— Потерпи, скоро пройдет! — Затем малышка скосила глаза на груду осколков и удивилась: — А зачем ты шкаф поломал?

— Ну так… это… нечаянно! — просипел Великий Герой посиневшими губами.

Паула продолжила удивлять своей детской непосредственностью. Потому как произнесла с завистью:

— Тебе хорошо, тебя никто не накажет… — потом еще раз оценила пристально урон и засомневалась: — Или накажут?

Боль, конечно, никуда не делась, и наверняка придется просить содействия в заживлении раны у Галирем, но натренированными за годы методами удалось немного отстраниться от неприятных ощущений и задышать более свободно:

— Пусть только попробуют! Да и не узнает никто. Ты ведь меня не выдашь?

— Ни за что! — горячо заверила малышка и тут же перешла к жалобам: — Хотя мама тебя боится и запретила мне к тебе подходить. И в парк она меня больше не выпускает…

— Хорошо, я тоже про твой визит ко мне никому не расскажу, — пообещал Кремон, с явным опозданием и ужасом представляя, в каком он виде. К его счастью, полотенце с тела не свалилось, и можно было подниматься. Но и другие вещи следовало выяснить с ходу: — А как ты ко мне вошла?

— Через дверь. Толкнула — она и открылась.

— Но тебя ведь, наверно, ищут? — Сама мысль о том, что сейчас сюда ворвутся с паническими криками нянечки или опекающие дитя Эль-Митоланы, ввела Невменяемого в шок.

— Никто меня не ищет, — похвасталась Паула. — Меня уложили спать и ушли, а я положила вместо себя Л арию и ушла через секретный ход.

Слово «секретный» она умильно выговаривала с огромным старанием — видимо, только недавно его разучила.

— И кто такая Л ария? — Следовало расспрашивать по порядку.

— Моя кукла. Вот такая! — Ручонки поднялись до уровня золотистых локонов.

— Хм, тоже большая… А откуда в твоей спальне взялся секретный ход?

— Я его давно нашла, как только меня закрыли. — Естественно, что понятие «давно» для ребенка легко укладывалось как в одну неделю, так и в несколько часов. — Но о нем никто, никто не знает. Только ты…

— Ну за меня не переживай, уж я точно никому не проболтаюсь. Но вдруг тебя уже хватились и ищут по всему дворцу? Ты себе только представь, как мама будет волноваться.

— Не будет. — Детские губки сразу выпятились от обиды. — Она днем никогда не приходит ко мне. Да и колдуны ко мне заходят, только как я шуметь и звонить начинаю. Противные! — И тут же без перехода задала вопрос: — А ты маму боишься?

— Чью маму? Свою? — попытался вывернуться Кремон.

— Нет, мою! Маму Молли!

— С чего мне ее бояться? Нисколько не боюсь.

— Я знала, что ты самый смелый, — заулыбалась девчушка. — А то все остальные с мамой даже при разговоре трясутся.

— Ну так она великая Галирема, ее все уважать должны. А что ты еще знаешь? — Разговор с дочкой затягивал Невменяемого все больше и больше.

Он даже о боли забыл и только настороженно прислушивался к звукам в коридоре. Но пока все было тихо, на жуткий грохот никто внимания не обратил. Другой вопрос, если бы шум повторился, а так, скорей всего, в это послеобеденное время большинство слуг тоже предавались чревоугодию, а то и короткому отдыху в какой-нибудь каморке. Да и не жил больше никто в этом малопосещаемом, фактически запретном крыле здания. Лишь Галиремы здесь могли свободно передвигаться, да вот Великого Героя из огромной милости поселили.

Но все равно проникновение Паулы в это место, не говоря уже о побеге из собственной спальни, смогло шокировать даже такого любителя приключений, как ее отчаянный папочка. Если его дочь вытворяет такие дела в неполных три года, то что будет, когда ей исполнится десять? А то и все двадцать? Следовало и в самом деле неусыпно и неустанно заниматься ее воспитанием, пока девочка не натворила какой-нибудь беды.

Тем более что на последний вопрос она гордо заявила:

— Знаю, кто ты такой!

«Ну вот, только этого мне не хватало! — испугался Кремон. — Вначале сын, теперь дочка меня опознает чуть ли не издалека. Да что за дети такие пошли?!»

А вслух спросил с нескрываемой отеческой теплотой: И кто я такой?

— Ты мой дядя! Родной брат мамы Молли! — с восторгом от своей сообразительности захлопала малышка в ладоши.

— О-о-о! Кхе-кхе… — пришлось прокашляться, прежде чем расспрашивать дальше: — Вот ты какая сообразительная!.. А как ты догадалась?

— Это же просто! — пожала плечиками Паула. — Ведьу нас кровь одинаковая.

— А ты и кровь можешь рассмотреть?

— Может, это и не кровь, но она течет в каждом человеке, — с поразительной ясностью стала объяснять маленькая принцесса. — И у всех родственников она одинаковая. У моего папы совсем другая, но когда я спросила почему, мама вначале ругалась, а потом сказала, что так бывает со многими папами. И кровь получается разная у разных поколений. Понял?