Всадники ночи - Прозоров Александр

Женщины, прямо в праздничных платьях, наконец-то стали помогать мужьям, разбирая сваленный в лохани свежий улов: лещей — к лещам, сомов — к сомам, мелкую рыбу — к мелкой, среднюю — к средней. Молодые девицы нашли себе какое-то занятие на поляне — и вскоре там и сям уже потянулись беседы между ними и гостями. Андрей ощутил нечто, похожее на азарт: а ну сговорятся? А ну до венчания дойдет? Любовь зла… А жена его холопа — уже его холопка.

Однако затягивать привал до бесконечности было невозможно — и часа через полтора, прихватив еще по четыре рыбки на каждого из своих людей, князь отдал приказ подниматься в седла. Его неполная полусотня двинулась вниз по течению вдоль самого берега реки, и Андрей с явным сожалением бросил взгляд на четырех юных черемисок, что махали вслед холопам с особенным азартом. Не напишут, не приедут, не позвонят… А жаль.

— Суровые нынче времена, — вздохнул он.

— И люди какие глупые, — подхватил боярин Выродков. — Ты видел, Андрей Васильевич? Всего в десяти верстах от них люди в добротных избах живут, с подворьем, со скотиной и храмом Христовым. А эти несчастные в ямах, ровно звери лесные, живут. Рази это дело? Вот арабы, османы, хоть и басурмане неверные, враз бы переняли достойное начинание, сами стали бы так же достойно…

— А я думаю, Иван Григорьевич, что они в той деревне и живут. Землянки у черемисов в выселках. Там, куда они на работу отъезжают. Скот пасти, рыбу ловить, заготавливать… Ну чем они тут занимаются?

— Вестимо, рыбу ловят.

Берег Волги был хоженый, и изрядно. За исключением нескольких подтопленных, заболоченных мест, путники двигались вдоль реки без особого труда. Князь вел отряд широким шагом, и к Анишу они выбрались часа через два. Правда, от Волги при этом пришлось отвернуть — земля словно просела, стала низкой, влажной, тростник завладел всем берегом и поднимался заметно выше всадников. Пришлось отворачивать все дальше и дальше к югу, пока впереди не обнаружилась медлительная и величавая река чуть не в пятьдесят саженей шириной.

— Облом, — натянув поводья, сделал вывод Зверев. — Здесь вместо дельты сплошное болото. Уток, наверное, тьма. На охоту сюда ездить хорошо, а вот для всего остального место явно не годится.

— Загадками ты молвишь, княже, — не понял боярин. — К чему не годится? Чего ты ищешь? Зачем?

— Дорога здесь должна быть. Наезженная. По ней выберемся.

Вдоль Аниша они поскакали навстречу воде. Дороги не нашли, но тропинок хватало вдосталь. Путники спустились с холма, обогнули заросли густых лип — и оказались перед длинной бревенчатой стеной. Где-то совсем рядом ржали кони, смеялись люди, жалобно блеяли овцы, кто-то истошно орал человеческим голосом, пахло жареным мясом, паленой шерстью и человеческим жильем.

— Укрепление, что ли? — не понял Иван Григорьевич.

— Нет, больше на дом похоже…

Андрей глянул влево — там, за зарослями бузины журчала река, — вправо, повернул туда. Впереди был виден край плотно утоптанной площадки, войлочный полог. Князь двинулся в том направлении. Стена оборвалась, и взорам путников открылось обширное поле, заставленное минимум двадцатью юртами, напротив которых тянулись пять длинных, как вокзальный навес, сараев. Свободное пространство меж строениями стационарными и передвижными было занято оседланными лошадьми и людьми — опоясанными саблями мужчинами частью в халатах, частью в рубахах и шароварах. Большинство были бриты, но носили усы.

— Татары, — прошептал Зверев. — Не меньше полусотни…

Он оглянулся на холопов, что один за другим выезжали из-за крайнего сарая. Мальчишки неопытные! Силы получались явно неравны. Кровушки басурманам пустить получится. А вот одолеть — вряд ли.

Гостей заметили — трудно не заметить! Над селением повисла зловещая тишина.

— Ассалам алейкум! — Иван Григорьевич выехал немного вперед, приложил правую руку ко лбу, к губам, к груди и поклонился. — Мир вашему дому, добрые люди. Мы ищем достопочтенного эмира Камай Хусаин-мурзу, да продлит Всевышний его годы до самых золотых седин! Мы хотели сократить путь, но немного заплутали.

Татары начали перешептываться, глядя на незнакомца в османских одеждах, но ничего пока не отвечали.

— Так вы укажете нам путь, во имя Милосерднейшего и Справедливейшего, или нет?

— Хан! Хан! — Татары склонили головы, приветствуя воина, вышедшего из самой большой юрты с натянутым на копья шелковым навесом. На вид ему было лет тридцать. В небольшой чалме, завернутой вокруг остроконечной фески, в шелковой рубахе и свободных сиреневых атласных шароварах, что ниспадали на войлочные туфли, он был безоружен, но уверен в себе и спокоен. Подбородок у него был выбрит, но по верхней губе и уголкам рта вниз тянулась тонкая ниточка усов.