Раскрыть ладони - Иванова Вероника Евгеньевна

— Так что в том плохого?

— А то. Если и мне не перечит, то и никому другому дать отпор не сможет, вот что!

— Ну, ты уж скажешь! Может, он просто тебя любит.

— Даже тот, кто любит, вечно терпеть не станет.

— В этом ты, пожалуй, права, подруга... И весь недостаток?

— Если бы... С ним и миловаться-то не слишком.

— Слабенький, что ли?

— Да не в силе дело... Вот тебе собаки нравятся?

— Собаки? А они причём?

— Притом! Так вот, он, когда целоваться лезет, точь в точь, хассиец:^[1] рот разевает и дышит часто-часто, только что язык на сторону не вываливает! Прямо каминный мех, меня аж сдувает... А губы становятся каменные и холодные, словно у статуи какой.

— Бр-р-р-р!

— И я о том же... Я ведь тоже сначала на него из-за лица да фигуры повелась...

— Так чего же ты с ним до сих пор остаёшься?

— А ты в его глаза загляни! Они же тоже как у собаки. Жалобные, спасу нет: и хочешь прогнать, а не можешь. А ещё из-за рук. После его рук я словно заново родившейся себя чувствую.

— Но ведь тебе решать уже пора, потому что...

Наута, видимо, сочтя мои уши недостойными продолжения девичьей беседы, снова провела пальцами по пташке, и слова, послушно превратившись в тихий шорох, стихли.

Собака, значит? Самое лучшее сравнение, которого я достоин? Всё, что во мне есть хорошего, только руки? Да знаешь ли ты, Келли, что этими самыми руками я могу сделать с тобой такое...

— Думаю, вы всё поняли, юноша.

Понял. Яснее ясного. Настолько хорошо понял, что хочется разбежаться и со всей дури воткнуться головой в стену. Так бы и поступил, только откуда-то твёрдо знаю: не поможет.

— Теперь вы видите, ваше расставание всё равно должно было произойти, раньше или позже.

Вижу. Вернее, слышу. Слышал.

— Надеюсь на ваши благоразумие и рассудительность, юноша. Не ищите больше встреч с Келли: и ей, и вам продолжение отношений принесёт только боль.

Принесёт? А по-моему, всё уже на месте. Здесь. Рядом. Во мне. Правда, болью я бы свои ощущения не назвал, скорее они похожи на разочарование. Очередное, а стало быть, неспособное нанести больший урон, чем предыдущие.

— Вы меня слышите, юноша?

— Да, dyesi.

— Поверьте, в случившемся нет ничьей вины. Я искренне рада, что девушка нашла себе не просто покровителя, а любящего супруга, и скорое замужество станет удачным, даже если оно не будет подкреплено чувствами. Особенно если не будет подкреплено.

Она подчеркнула последнюю фразу именно для меня? Похоже. Но насколько помню начало беседы, Наута не усмотрела чувств и в моих отношениях с Келли, а значит, и наш союз стал бы вполне удачным. Или я снова ошибаюсь, переставляя бусины ожерелья причин и следствий местами?

— И помните: будет ещё много женщин.

Снова она это повторяет. Режет по живому. Ей бы лекаркой быть, вот уж у кого рука никогда бы не дрогнула!

— Вы словно меня уговариваете... Зачем тратите столько времени? Можно было просто сказать: пшёл вон.

Хозяйка Дома радости усмехнулась:

— В одной вещи Келли совершенно права, юноша.

— И в какой же?

— В вас есть что-то от... собаки.

— Вечно открытая пасть?

Покачивание головой было исполнено с очевидной целью меня пристыдить:

— Не язвите сверх меры, меня этим не проймёшь. Я говорю о ваших глазах.

— С ними тоже не всё хорошо?

— А вы сами никогда не заглядывали в собачьи глаза, юноша? Так попробуйте. Пока пёс считает вас своим хозяином, он будет бесконечно предан и простит любую обиду. Но стоит только дать понять, что от дома ему отказано... Я видела злых собак, юноша. А ещё я знаю, как легко преданность сменяется ненавистью. Потому и прошу: забудьте. Сразу же. Прямо сейчас.

Так вот в чём причина ведения душеспасительных речей!

— Вы боитесь?

Наута кивнула:

— Да, боюсь. Не вижу причины лукавить. И не хочу, чтобы девочка пострадала.

Значит, я похож не просто на собаку, а на опасную собаку? Может, стоит начать лаять? Хотя, настоящие злые псы сначала дерут чужие глотки, и только потом...

Но обида не желает уходить незамеченной:

— Значит, до меня вам нет дела?

— Никакого. Кроме ваших услуг, которые вы, как я полагаю, будете продолжать оказывать моему Дому. Потому что у вас не слишком большой выбор, верно?

Она не смеялась. Не издевалась. Не ехидничала. Не стремилась меня унизить. Она просто доверила словам тайну, хорошо известную всем вокруг. Но голос ударил сильнее, чем меч.